— Ну и что? Каждый зарабатывает в меру распущенности.
— Срок он заработал, — веско поднял указательный палец Янька.
— Не вешай мне лапшу на уши, за шестьдесят центов — срок? Может, у него менты перочинный нож на кармане нашли? Это — совсем другая масть.
— Я ж тебе говорю, а ты как неродной. Что нож? Банк взять дешевле бы стоило… Да, так по Уголовному кодексу, прикинь…
— Понял, — дошло до меня, — они сто тысяч карбованцев приравняли к советским деньгам… Да, если согласно Уголовному кодексу, который действует до сих пор, так эти сто тысяч… Точно, подрасстрельная статья с конфискацией имущества. Сколько ему влепили?
— Ничего.
— Так чего ты мне пену гонишь?
— Я когда-то гнал пену? Ты меня не знаешь? Отвечаю за свое слово! Когда дело в суд сбросили, за этого шахтера стала держать мазу плесень, пустолаечники и набушмаченные фраерки… Так суд его оправдал… Только не хватай меня за язык… Потому что городская прокуратура решение суда опра… опро…
— Опротестовала, — прихожу на помощь к иностранцу.
— Вот именно. Кинула на них телегу, а дело — в областной суд. Чтоб Оникин получил на всю катушку! Правильно, не спекулируй в особо крупных! Нас гоняли? Пускай теперь их…
Быть может, мистер Ксиадис и прав. В конце концов прокуратуре нужно бороться с организованной преступностью, вот она Юрика и прихватила. А кого, пардон, сажать? Моих гостей, что ли? Пусть попробуют кого-то зацепить, будут в лучшем случае вместо Юрика газеты перепродавать.
Впрочем, они ребята умные, все сами понимают. Даже если себе представить явно проходной вариант: вроде бы посадили какого-то крутого. Льва, например, с не очень уж густой гривой, так какой от этого стране прок? Этого льва хозяин встретит хлебом-солью, новый заключенный станет на таких нарах париться, такую баланду хлебать… Не дай Бог, о его меню узнают беззарплатные рабочий класс и колхозное крестьянство — они же с ума от зависти сойдут.
Тем более, лев трудом переисправляться не будет, хоть приди ему в голову такая блажь, положение не позволяет, да и делать ничего не умеет. Зато Юрик с шахты — самая подходящая кандидатура: взять с него, кроме анализов, нечего даже по приговору суда, и в зоне станет пахать как папа Карло, выполняя напряженные плановые задания и за себя, и за волков, и за льва. Так то лев какой-то, зачем тогда говорить о воронах…
Бросив взгляд на часы, я понял, что расписание этого дня полностью соответствует заранее намеченному графику. Сабина едва успевает обсуждать наряды с другими дамами, ко мне она приставать не будет, давно уразумела — эти приемы одна из составных бизнеса. В прошлый раз в ее присутствии я за пару часов решил столько дел, что в другой обстановке на них бы месяц ушел. Именно поэтому я подхожу к главному инженеру «Козерога» и отрываю его от аперитива:
— Найди Наташу из отдела Голубенко.
— Ноги?
— Какие ноги?
Главный инженер почесал своей еще более волосатой, чем у гориллы, рукой плохо выскобленную щеку и заметил:
— Мы этой телке такую кликуху дали. Морда у нее — так себе, зато ноги… От буферов растут.
— Это я успел заметить. Буду возле Березовского, подведешь ее к нам и растворишься быстрее призрака отца Гамлета при виде наряда красногвардейцев.
— Уболтал, — бросил выдающийся специалист отечественной инженерии, специализирующийся в основном на пресловутых душах.
Гриша, сжимая в зубах трубку, изредка кивал, выслушивая Котю. Когда я подошел к ним, Березовский извлек свой «Данхилл» изо рта, погладил лысину Гершковича и громко сказал:
— Голова!
— Еще какая, — поддерживаю его, тихо-тихо добавляя на ухо Коте:
— Большая и лысая.
Котя улыбнулся. Березовский раскурил потухшую трубку и продолжил:
— Считай, ты меня уговорил. Но если… Хороший хозяин должен поддерживать между гостями настроение всеобщего благодушия. Вот потому я мгновенно перебил Гришу:
— Ребята, какое «если», когда мы вместе? Горы свернем, кончайте по мелочам трепаться… О, позвольте вам представить: будущая звезда невиданного доселе бизнеса Наташа.
— Очень приятно, — галантно раскланялся джентльмен Березовский, попутно оценивая фигуру брокерши, затянутую в короткое, плотно облегающее платье из мокрого трикотажа.
Ноги, конечно, у нее классные, не зря такое прозвище заработала, однако по сравнению с мисс декабрем, возле которой увивается целая толпа во главе с прокурором, Наташа мелко плавает.
— Котя, где наш мэр? — спрашиваю у генерального директора «Олимпа», протирающего свои громадные фары в роговой оправе.
— Извините, я должен вас оставить, — сходу выдал Березовский. — Иначе Джени обидится.
— Мы договорились, — напомнил ему о чем-то Котя.
— Я тебе уже сказал, — слегка раздраженно ответил Березовский и, прорезав толпу гостей, направился к своей подруге из прошлогоднего журнала.
— Мэр сейчас выслушивает лекцию академика Глушко, — поведал Котя. — Или этот деятель нахнычет ему что-то новое? Я вам, ребятки, скажу попросту, этот плач Ярославны на валу — еще тот подарок по сравнению с академическим кишкомотством.
Наташа попыталась отыскать взглядом того, кто своими действиями напоминал супругу князя Игоря, однако ей так и не удалось найти в огромном скопище гостей выдающегося ученого и председателя горсовета.
— Костя, будь другом, мне нужно перекинуться с ним парой слов, — прошу Гершковича.
— При Глушко? Слушай сюда, он не отцепится.
— Ничего страшного, — успокаиваю Котю, — мы подождем тебя здесь.
— Ну-ну, — бросил Котя, покачав своей огромной головой, и отправился прерывать давно набившую оскомину многим людям арию академика Глушко.
— Вы что-то хотели мне сказать? — полюбопытствовала Наташа.
— Да. Сейчас буду импровизировать, а ты внимательно слушай. Считай, проходишь курс молодого бойца. Вдобавок обрастаешь нужными знакомствами; это, как минимум, наполовину обеспечивает успех в бизнесе. Пока твоя задача одна — сделать вывод из моей беседы. Вне зависимости, чем она завершится. Опыт нарабатывается даже при отрицательных результатах.
— У вас бывают и такие?
— Вообще-то нет. Однако о таком проекте мне еще не приходилось задумываться.
— О каком именно?
Вздохнув, я поправил розу в петлице и заметил:
— Мечтаю поменять ее на цветок черного цвета. Надеюсь, ты не забыла о нашем споре?
— Я думала это шутка. Разве можно всерьез задумываться…
— Можно, девочка, — твердо ответил я. — Главное — ни на чем делать деньги, а быть в этом бизнесе первым.
— Мне кажется, еще до вас многие лепили наличные из так называемого дерьма.
— Правильно кажется. Однако я попытаюсь сделать это из того самого говна. В прямом смысле этого слова.
— Интересно, как это получится?
— Как договаривались. Ты уже присутствуешь при процессе. А теперь умолкни. К нам направляются мэр и выдающийся академик Глушко. Он великий специалист отливать из дерьма пули, однако превращать их в наличные ему явно не по зубам.
Наташа пристально посмотрела на меня. Судя по выражению ее лица, девушка явно допускала возможность, что ее генеральный директор сумеет выиграть черную розу.
32
Как и следовало ожидать, академик Глушко вцепился в меня с не меньшей хваткой, чем в мэра. Пенчук был явно доволен, что свои терьерские навыки академик прекратил оттачивать исключительно на его особе и явно порывался оставить нас. Котя вряд ли успел порадовать мэрию сведениями о прекращающейся забастовке Березовского, а потому лавры от Гришиной снисходительности я на всякий случай решил присвоить себе.
Выслушав монотонный доклад академика о предстоящей гибели нашей науки, вместо того, чтобы горячо заверить собеседника по поводу дальнейшей помощи университету, обращаюсь к мэру:
— Господин Пенчук, мне непонятно, отчего так взволнован уважаемый ученый. Ведь он, наверняка, знает о теории сообщающихся сосудов. Именно благодаря сложившейся ситуации в кои веки удалось значительно улучшить качество работы торговли. Куда подевались синерылые продавщицы овощей, надменные торговцы мебелью, жуликоватые заведующие комиссионок? Приятно отметить: наконец-то удалось то, за что наше общество боролось десятилетиями. За прилавки становятся интеллигентные люди, которые не умеют элементарно нахамить покупателю. Но, если господин Глушко так озабочен оттоком кадров, господин мэр, кажется, вы сумеете помочь университету решить его проблему. В том числе — финансирования. Пенчук, порывавшийся оторваться от нашей дружеской беседы, был вынужден сделать вид — положение университета заботит его более остро, чем сведения, которыми располагал Гершкович после разговора с Березовским.