— Белых прогнали без возврата.
И опять молчит.
— Вчера-то ты сказывал, что с белыми нам придется…
— Угу!
Тропинка вышла на скат, и стала видна линия железной дороги, а за нею — поваленные мачты радиостанции. Одна из мачт лежала, проломивши крышу, через дом. Среди путаных разорванных проволок излучающей сети и оттяжек копошились, подобно растревоженным муравьям, солдаты. Видно было, что работы начались ночью: вокруг еще дымили дотлевая ночные костры.
— Ишь ты, — сказал Репеёк, — торопятся. Небось им фронтовой паек дают, не то что нам. Небось, — кабы им в неделю раз по два фунта выдавали, — так не рвались бы в бой… И чего это любят их так…
Старик остановился на полугорьи и, сдвинув брови, смотрел на кучу хлама там где вчера был стройный порядок. Старик, привлек к себе Репейка и сказал:
— Когда ты будешь стариком, у нас будет один враг — слепая и темная стихия. Вы ее должны покорить, понял?
Репеёк ответил: «понял», хотя был немного испуган неожиданной лаской Старика и тем, что он говорит слова без счета.
— Знаешь ли ты, — продолжал Старик, — что эта радиостанция передает приказы за четыреста верст тридцати полевым рациям на фронте, и от них штаб принимает донесения тоже через нее. И так круглые сутки. Вчерашняя буря оборвала эту круговую связь…
— А по проводам? — спросил Репеёк.
— Провода мы еще наладили не всюду… К тому же этот ветер!.. — Он не кончил и пошел дальше.
— Проволок-то что напутано, — говорит Репеёк, проходя мимо поваленных мачт. — Линьков отец говорит, что зря называют «беспроволочный телеграф». Какой он беспроволочный, если столько проволок напутано! На сто верст протянуть — да поставить два «юза», и пошла стучать…
Старик досадливо заворчал:
— Хлопец ты не глупый, Репеёк, а слухаешь каждого дурня. Нехай будет сто верст! Так ты и будешь говорить по телеграфу только с одним городом. А тут на пятьсот верст вокруг — где бы ты ни поставил приемник — везде слышно. Хоть тысячу поставь приемных аппаратов, и всем будет слыхать, что ты подаешь.
— Как же это у ей силы хватает?
— Очень просто. Подумай. На митинге оратор говорит, а тысяча человек слушает и всем слышно. Ты кричишь, тебя на версту слышно. А в версте по кругу можно бы поставить пять тысяч человек голова с головой, и всем бы было слышно, что ты кричишь. То же и радио посылает свои сигналы во все стороны.
— Уж очень хитро она устроена, проволочка-то будет понадежней, — упрямо повторил Репеёк.
V. У Калинова куста
Из города Старик и Репеёк шли молча; без пайка, но с приказом — взводу тельстроты грузиться завтра с утра в вагоны и ждать, когда прицепят к маршруту. Назначение неизвестно.
С полдня погода опять испортилась. Ветер был не той силы, что вчера. Зато шла не то изморозь, не то дождь, и стало еще холодней и неприютней на стану. В вагоны работники тельстроты собирались с радостью; они не знали, что их ждет.
Лошадей у взвода не было: благо, под гору — имущество свозили на двуколках, впрягаясь сами. В один вагон погрузили имущество, материалы, проволоку, инструменты, двуколки поставили на платформу; в другой вагон поместились сами, разожгли чугунку — обсушились. Вагоны прицепили к хвосту эшелона, — и поезд двинулся на запад.
С продбазы выдали взводу пшено, овес, махорку, спички, связку воблы, керосину, бидон подсолнечного масла и по фунту на брата кураги.
Эшелон двигался медленно, перебираясь через реки по временным скрипучим мостам; рядом с ними, уткнувшись в реку, лежали взорванные железные фермы.
Чаще по откосам шумели осенние деревья: лес языками вторгался в степь; вместо саманных белых, крытых очеретом хат — по сторонам мелькали серые избы под соломой.
Вагоны взвода отцепили ночью на глухом лесном полустанке. На рассвете Репеёк и Линь проснулись от ругани и стука в дверь теплушки; ругались пятеро мужиков: они были верхами на тощих покорных лошаденках и «почем зря» бранили советскую власть — не столько потому, что их мобилизовали и прикомандировали к взводу тельстроты, а больше от того, что утро было сырое и морозное, — мужики промокли и обмерзли, азямы на них стояли коробом, а гривы лошадей сбились в ледяной колтун. Лошадей привязали за вагоном от ветра, а мужиков с коричневыми их сумами, чайниками и котелками впустили в жилой вагон и посадили к печке.
— Куда нас погонят? — спросил один из мужиков.
— Пойдем по линии телеграфа, лесами на Ворожбу, — сказал Старик.
Мужик выругался и спросил:
— А коней чем кормить?
Старик промолчал. Мужик, прихлебывая чай, отвел душу бранью, — и утихнув сказал Линьку и Репью: