В это мгновение неподалеку раздалось предостерегающее злобное ржание, а вслед за этим шуршание травы. В тумане возник могучий силуэт жеребца. Пока Буров и Маша гуляли, стадо улеглось в траве, и самец охранял его. В стороне зафыркала кобыле, за ней вторая. Над зарослями травы, затянутыми густым туманом, Буров с трудом рассмотрел их поднятые головы. Кобылы втягивали воздух, раздували ноздри и прядали ушами.
— Подожди, — едва слышно шепнул он жене. — Я немного их попугаю.
Он сделал несколько шагов и резко остановился. Жеребец снова заржал, угрожающе ударил копытом о землю; Буров затаил дыхание. Жеребец оскалил зубы и грозно зафыркал. В тумане тяжело, с топотом поднялись три кобылы и стоя выжидающе уставились на Бурова. Жеребец заржал в третий раз, на глубоких, низких грудных тонах, всхрапывая.
— Не бойся, — пробормотал Буров, ощутив сильный, резкий запах конского пота. — Не бойся, я твоих кобылок не возьму. Они мне не нужны.
— Что ты сказал ему? — спросила Маша, когда он вернулся.
— Я успокаивал его, чтоб он не боялся, — ответил он.
— Ты слишком рискуешь, Саша. Всегда ты такой.
— Какой есть.
Маша снова взяла его под руку. Она совсем замерзла. Он чувствовал, как она дрожит. Трава уже покрылась росой.
Потом они вчетвером сидели в юрте за столом и пили горячий чай, печка дышала жаром.
— Хотите еще сливок? — спросил Василий. Не вставая с лавки, он протянул руку, снял с полки эмалированную тарелку, доверху наполненную густыми взбитыми сливками, и поставил ее перед Машей. Потом достал вторую тарелку, с рубиново-красной брусникой.
— Я никогда не ела таких восхитительных взбитых сливок, как здесь, — заметила Маша.
Каждый день они ели свежайшие сливки, Василий сам взбивал их — в его хозяйстве были и три коровы, за которыми ходил Митя.
— Ну как, сыграем разок? — спросил Василий.
— Сегодня нет. Я пойду лягу, — ответила Маша. — Завтра предстоит нелегкий день.
Она отправила в рот полную ложку брусники, затем сливок и облизала ложку.
— Больно уж вы увлеклись охотой! — разочарованно заметил Василий. — С утра на ногах. — Он-то рассчитывал сыграть раз-другой в карты. Неожиданный приезд Бурова и Маши обрадовал Василия и Митю, внеся оживление и приятное разнообразие в их жизнь. Василий давно уже привык к одиночеству — такова была работа, — но общество любил.
— Когда мы выезжаем утром? — спросила Маша.
— Чуть свет. Как выпустим жеребят. Не бойтесь, мы разбудим вас.
Буров вспомнил, почему они собираются разыскивать стадо.
— А может, это волки? — спросил он Василия, держа в руке ложку сливок.
— Нет, — уверенно возразил тот. — Для волков слишком рано. Они еще не голодают и не охотятся стаями, как зимой. Да и следов никаких нет, ни костей, ни скелета.
— Ну, довольно. Пошла спать, — заявила Маша, вставая.
— Боже мой, ну и аромат! — воскликнул Буров, когда Митя бросил на раскаленную печку ветку багульника. Душистый, сильный, дурманящий бальзамический аромат заглушил все остальные запахи, которыми пропитались стены юрты. Буров встал, потягиваясь.
— Спокойной ночи, — сказал Василий, беря карты. Митя подсел к нему.
Буров с женой вышли в свою комнату.
Он слышал, как жена раздевается в темноте, шурша чем-то у своего ложа, затем она удобно, с наслаждением улеглась на волчью шкуру и повернулась на бок, приняв любимую позу.
Он лег и закурил. Постель жены была примерно в полуметре от него. С минуту он курил, прислушиваясь. По ее дыханию он понял, что она не спит.
— Маша!
Он протянул руку и, нащупав Машин локоть, стиснул его, а потом, скользнув пальцами по руке, крепко сжал ладонь. Сердце его учащенно билось.
Она зашевелилась, во тьме он услышал, как она приподнимается, а потом почувствовал прикосновение ее губ. Она мягко, тепло поцеловала его.
— Ну вот. А теперь давай спать, — шепнула она. — Спокойной ночи, Саша.
— Ты устала? — спросил он. — Так сильно утомилась за день!
— Спи, — сказала она. — Я совсем засыпаю, но, в общем, мне тут ужасно хорошо.
— Ну что ж, — вздохнул он.
Она снова улеглась, повернувшись на другой бок. Потом он услышал, что она и в самом деле спит — дышит ровно, глубоко.
Он еще некоторое время лежал с открытыми глазами. «Ничего себе прогресс», — подумал он с легкой иронией. И в то же время ему было радостно. Впервые со времени их последней ссоры, этой безобразной сцены, грозившей окончательным разрывом, она сама поцеловала его.