Выбрать главу

Она скакала послушно и больше не оглянулась.

Неподалеку от чужого табуна она остановилась, жеребец обежал ее кругом. Это был великолепный сильный самец, на широкой крепкой груди под белой поблескивавшей шкурой играли мускулы, шея вытянута. Из-под быстрых мускулистых ног летели комья земли, длинная грива развевалась в воздухе, выпяченные губы и широко раздутые ноздри вздрагивали. Он торжествующе заржал, и его ржание разнеслось далеко окрест. Кобылы с жеребятами, которые спокойно паслись, подняли головы. Жеребец взмахивал хвостом, глаза у него, казалось, извергали пламя. Он снова толкнул кобылу, на этот раз боком и оскаленной мордой. Мускулы и жилы у него вздулись, он был весь как натянутая струна.

Кобыла несколько раз беспокойно взбрыкнула задними ногами, дернув головой. И заржала, оттопырив губы.

По телу ее пробежала дрожь, в тот же миг жеребец поднялся на дыбы, его передние ноги взметнулись высоко в воздух, и он сразу же прикрыл ими кобылу. Передними копытами он нажимал на спину кобылы, слегка покусывая ее в шею. Самка прогнулась, широко расставив ноги. Повернув голову, она фыркала и, оскалив зубы, хватала его губами. Глаза ее лихорадочно блестели.

Лишь когда жеребец уже снова стоял на траве, Буров искоса глянул на жену. Пораженная, покраснев от волнения, она не отводила взгляда от обоих животных.

Митя теперь тронул коня и не спеша, осторожно приближался к жеребцу, который лишь сейчас учуял человека.

— Но, но, — Митя тихо, успокаивающе прищелкивал языком, на всякий случай держа наготове лассо.

Жеребец колебался, но, едва только Митя приблизился к нему метров на десять, он заржал и поскакал в сторону, противоположную той, где скрылся табун побежденного соперника. Кобыла послушно и преданно бежала рядом с ним. За ними следом — весь табун.

Жеребец бежал впереди, и вскоре кобыла оказалась в стаде.

Маша оглянулась.

Вдали, на открытой равнине, все еще белели на солнце пятнышки маленького табуна.

— Маша! — окликнул жену Буров.

Она не отвечала, словно оглушенная волнением, сердце ее сильно колотилось, ей все еще казалось, что она слышит хриплое дыхание животных.

— Маша!

Она наконец вернулась к действительности, взглянула на мужа, а потом на Василия.

— Вот, значит, как. — Старик, сидя, удовлетворенно потирал руки. — Мне и в голову не пришло, что у них это еще не прошло. Все уже давно должно было кончиться, время-то давно миновало. Да нынешний год какой-то чудной, все запоздало. Весна пришла чуть не в конце июня, да и лето было короткое. Чудной год, — пустился в объяснения Василий.

— А кобыла даже не оглянулась, когда побежала за вторым жеребцом, — сказал Буров деловито, хотя и он тоже был взволнован. Спрыгнув с коня, он держал его за узду.

— Она вела себя, как любая здоровая самка, — ответил Василий. — Природа всегда выбирает того, кто сильнее.

В другой ситуации он бы добавил еще что-нибудь о сохранении рода, племеноводстве и так далее — это был его конек и его работа, он знал толк в своем деле, потому и не захотел прерывать поединок жеребцов, — но теперь ему не хотелось говорить. Он с наслаждением закурил, радуясь, что кобылы не пропали, что все кони целы, — у него камень с души свалился. К тому же надо что-то делать с побежденным самцом.

— А часто они увеличивают свой гарем таким образом? — спросил Буров.

— Нет. Обычно им хватает своего стада. Табуны не так уж часто встречаются. Понимаете, его стадо пасется немного южнее, у Кривого озера. Видимо, жеребец такой здоровый и сильный, что ему мало своего стада. И самка это сразу поняла.

— Я страшно испугалась… Как жестоко, — сказала Маша. — И в то же время потрясает, как… — Она запнулась. — Такое впечатление, будто смотришь волнующий фильм.

— Вот мы и посмотрели…

Буров, весело блестя глазами, испытующе взглянул на жену.

У Маши до сих пор горели щеки, она учащенно дышала. Ей стало жарко уже во время езды сквозь чащу, и она расстегнула верхние пуговки на рубашке. Нагрудные карманы с патронами, которые четко обрисовывались под тканью, поднимались при каждом вздохе.

— В самом деле поразительно. Ничего подобного я никогда не видала.

Она тоже спрыгнула с седла.

Когда Маша перекидывала узду, Буров заметил, что у нее дрожит рука. Он схватил ее за локоть, а потом сжал ладонь; жена ответила коротким судорожным пожатием. Буров вытер рукавом вспотевший лоб.

— Как звать этого жеребца? — обратился он к Василию, который, все еще молча покуривая, сидел в седле.