— Да, считаю. Михаил Александрович, у меня есть основания, я как никто другой знаю, что её ждёт, и хочу предотвратить это.
Недоумение Михаила сменилось интересом. Она не лгала, но он чувствовал, что проблема совсем не в его отношениях с Олей. И почему не мать, не отец и даже не брат пришли к нему, а Регина, он начинал догадываться.
— Регина, я вас выслушаю.
— Зачем она вам? Михаил, не ломайте жизнь девочке. Поймите, она ребёнок, да, практически взрослый, но совсем девочка душой. Вы наиграетесь и бросите её, забудете даже, как её звали. Сколько у вас таких?.. Да любая женщина купится на вашу внешность, положение, состояние. Но вам это не нужно. Я не удивлюсь, если вы давно и счастливо женаты и имеете детей.
— Я не женат и не имею детей.
— Я люблю Олю, не знаю, верите вы мне или нет. Мне очень сильно помогали её родители, а Дима был самым близким другом. Она родная мне, и её судьба мне не безразлична. Я говорю путано, потому что волнуюсь. Таким, как вы, недоступна любовь, вы сломаете её.
— Так, я вас понял. Давайте оставим в покое Олю и мои отношения с ней тоже. Поговорим о вас. Я, кажется, догадываюсь, что с вами произошло. Вас обманул отец Людмилы и вы боитесь, что я так же поступлю с Олей. Так?
— А разве нет? — Она говорила с вызовом. — Вы поиграете с неоперившимся птенчиком, как кошка с мышкой, и съедите её. Чем она может привлечь взрослого мужчину? Плоской грудью? Узким тазом или костлявыми руками? У неё только ноги ничего, накачанные бальными танцами, так и там изъян — колено травмировано, да и рожать она вряд ли сможет, а уж здоровых детей от неё ждать совсем не приходится.
— Регина, мы с вами не будем обсуждать внешность и привлекательность Оли. Если вам больше нечего сказать…
Она перебила его.
— Мне есть что сказать! Мне много что нужно сказать. И не надо отделять мою семью от Громовых. Мы вместе всю жизнь. Я расскажу, а вы не перебивайте. А потом вы поймёте… Я волнуюсь, сбиваюсь.
— Чаю налить?
— Нет, лучше воды.
Михаил встал, вышел в приёмную, жестом показал вошедшей Анжеле, чтобы она записала разговор, и приложил палец к губам, чтобы она не выдавала своего присутствия. Налил в стакан холодной воды из диспенсера и вернулся в кабинет.
Регина взяла из его рук стакан и, сделав глоток, поставила его на стол.
— Я начну издалека. Моя мама дружила с Громовыми. Работала на них, сидела с маленьким Димкой. Мы росли с ним вместе, дружили. Дяде Серёже было выгодно держать няню для сына: тётя Марина продолжала учиться, и её недовольные родственники были вынуждены замолчать и не вмешиваться в их жизнь. Там много чего было, но это не важно, — поморщилась Регина. Можно было подумать, что она недовольна родственниками матери Оли, но Миша слепцом не был и понимал, что это скорее относится к самой Марине Семёновне. И следующие слова Регины это подтвердили. — Тётя Марина только после рождения Кости смогла нормально пойти в декрет и в отпуск по уходу за ребёнком. Костю она любила много больше, чем Диму, про Олю я уже и не говорю. А Димка добрый, хоть и бесхарактерный, он помогал матери во всём, — с гордостью, как будто в этом была её заслуга, продолжала женщина. — Так вот, мы выросли, и дружба переросла в первое чувство. Да, Дима стал моим первым мужчиной, мы оба помним об этом. Родители не знали, насколько мы стали близки, и даже не догадывались, считали нас просто друзьями. А потом я случайно познакомилась с отцом моей дочери. Он был таким солидным и взрослым по сравнению с Димой. Я влюбилась. А что? — Регина преобразилась на глазах, образ просительницы, который она и так с трудом удерживала, сполз окончательно. — Не надо на меня так смотреть! И осуждать не надо! Вы же привязываете к себе Олю, покупая ей дорогие вещи, — вот и он мне покупал. Я не осуждаю вас и не считаю это аморальным. Моё мнение: если хочешь что-то получить, то надо платить.
Михаил откинулся на спинку кресла и, изображая сочувствие и понимание, внимательно рассматривал Регину. От тихой, покорной судьбе женщины не осталось и следа, сейчас перед ним сидела настоящая хищница: наглая, самоуверенная, считающая, что все вокруг ей должны. Не трудно было представить, какой она была в молодости. Да что там! Даже представлять не нужно, стоит посмотреть на Людмилу — точную копию своей матери.
А Регина тем временем, заполучив благодарного слушателя, воодушевлённо продолжала:
— И всё было бы хорошо, но я залетела, а он, естественно, отказался разводиться с женой и жениться на мне. Денег дал на аборт. Я взяла — не отказываться же от того, что само в руки идёт, тем более что на подарки или какую-либо помощь мне рассчитывать уже не приходилось. Только вот ребёнка я оставила, потому что Дима, узнав обо всём, запретил мне даже думать об аборте. Он, как и его отец, против прерывания беременности и называет это ещё одним способом убийства. Димка меня замуж звал, говорил, что никто не догадается о моём положении. Что ребёнка за своего выдаст. Но ничего у нас не вышло… — Регина опять поморщилась, как в самом начале своей исповеди. — Диминой вины в этом нет — сама виновата, что моя мать и Димкины родители узнали, что не от него у меня ребёнок. И может быть, всё как-то утряслось бы, но тут Марина Семёновна забрюхатела в тридцать восемь лет. — Регина брезгливо усмехнулась. — Она не хотела рожать: двоих детей ей было достаточно, тем более один из которых совсем взрослый. Но против мужа с его дурацкими принципами не попрёшь. У них такие скандалы были, просто жуть, да и беременность у Марины Семёновны протекала тяжело. А потом — я уже к тому времени родила — у неё случился гипертонический криз, после которого её разбил паралич. Дима её на полу в прихожей нашёл, скорую вызвал и её увезли, сделали кесарево, а потом в реанимацию отправили.