Даже не верится, как много разных способов умереть, бросаю я вам вслед и надеюсь, что до вас это дойдет. Вещая птица смотрит назад и утверждает: их даже больше, чем вы можете себе представить! Так много костей, так много мягких частей тела, так много слабых – и бесчисленные способы их уничтожить. Бессильна ремонтная компания. Бессилен каждый против Силы. Сначала расцвет тела, а потом ничего. Резать несчастных кусок за куском, как вы думаете, сколько их? Рядом с соленой нивой моря. Там дух потерялся в лабиринте будущего, он смотрит назад, чтобы видеть, откуда пришел, из чьей плоти сделан, и только тогда он видит, что можно разбить еще больше во время лохотрона. И он бежит, бежит, и бежит, но он бежит назад, возможно, у него лицо сзади и он бежит в неверном направлении, но он бежит и бежит и бежит. Одна его часть бежит туда, другая обратно. Не зная куда, он потерял свое лицо. Это только пример. Я лишь говорю, потому что никого не щажу, и того, у которого два лица, который бежит одновременно вперед и назад, этого тем более. Такое не должно жить. Он обречен на гибель. Порывисто, как ветер, дует гибель. Что останется от войска? Одна часть, блеск на нефтяной скважине, нет, на колодце, все равно, одна часть, умирающая от жажды. Другая часть, изнемогшая от удушья, тащится дальше, пока город – я думаю, это Басра, которая уже осталась без питания, – не примет ее. Но это не поможет. Так умирают многие, многие от жажды и голода, которые часто идут вместе, словно помолвленные, это всегда так. Одна часть умирает здесь, другая там. У человека так много частей, и все же он такой тощий. Неудивительно, что от него мало осталось, стоит подумать, сколько у него забрали. Чтобы моральные ценности пришли к господству – конечно, к нашему господству – сначала должны помочь исключительно аморальные ценности и силы. Как хорошо, что они у нас есть. И тогда все хорошо, все хорошо. Люди за ним, его я как раз вижу, я имею в виду, за одним человеком придут многие другие, над ним Бог, под ним песок, он сам с собой, он вне себя, у него нет ничего, кроме себя, неважно. Нечто столь сложное, как тело, которое смотрит в будущее и одновременно в прошлое, где же найдешь такое. Вертолет против этого – чепуха. И при этом мы, пришедшие сюда, где нас не должно быть, мы ошиблись, когда хватились себя, а схватили других, еще более обычных людей. А мы уж думали, что более обычных не бывает. Мы не боги. Мы люди, но все-таки мы необыкновенны. Мы обычные люди, тут ничего не поделаешь. Но мы необыкновенно хорошо вооружены. Таких обычных и одновременно необычных, как мы, вряд ли встретишь. И все же мы пришли, чтобы судить и спасать. Сидеть по правую сторону Всемогущего. Слева уже кто-то сидит, придет и его время. Мы те, кому не хватает богатства, это самое привычное в мире, его почти всем не хватает, к сожалению, ну ладно, Дику Чейни его хватает, поэтому нам не хватает этого человека, ах нет, он же здесь вместе со своими сердечным пороками и недостатками, но, несмотря на все его недостатки, его нам все же недостает. «Хеллибертон», такая милая фирма. Только ради нее он делает все это! Ведь строить важнее, чем разрушать, это человеческая константа. А если речь идет о построении, то «Хеллибертон», дорогой, приятный концерн, уже здесь, и глупые англичане могут смотреть сквозь пальцы, да, сэр. У нас есть прекрасный план, который мы воплотим в рекордные сроки. Кто сказал, что мы не можем его воплотить? Мы воплотим его, можете не сомневаться. Генералы в креслах говорят что-то другое, но мы говорим правильно, держитесь нас, но держитесь не слишком крепко, не можем же мы еще и вас тащить с собой, и я это говорю, осознавая, что самая большая опасность – это скромность. Разбитые враги спасаются на острове, но это им не поможет. 600 нефтяных скважин сгорело в Южном Ираке, но мы в рекордные сроки взяли их под контроль и погасили, таково нынешнее положение. Завтра мы будем находиться где-нибудь в другом месте, и наше положение будет иным. Но, господи, в другом месте дела идут не так хорошо. В другом месте у них уже выходят бомбы. Комендантский час для бомб, я требую этого как можно быстрее. Итак, они остаются у нас. Я так и знала. И медленно появляются изменения в нашем прогнозе погоды. Да, сэр.
То, чего вы здесь никогда не увидите, это зеленый лес, его сначала нужно посадить. Но тогда вам пришлось бы долго разбираться, кому он принадлежит. Наш партнер и наш друг, Дик Чейни, знает, по крайней мере, кому принадлежит его фирма. Это больше, чем вы можете сказать о себе! Вы набитые дураки! Но у него больше денег, чем будет деревьев в лесу, который вы должны сажать в поте лица, чтобы был хотя бы один лес. Ради тени, которой нам так не хватает. Око дома – это присмотр его господина, но Дик Чейни не обязан лично присутствовать на фирме, его фирма сама делает деньги. Не может же Дик быть повсюду (и не все коту масленица). Ему достаточно быть там, где он есть. Для этого ему вовсе не нужно ни слова, ни дела там, где можно быть начальником. С мечтами, которые все время подстраиваются под образец, мы хорошо умеем обращаться, но с тем, что сильный человек – небезупречен, потому что порочен, и наши упреки раскрывают его пороки, с этим мы обращаться так и не научились.
Вы идете туда, рядовой Райан, которого нужно спасти, или кто вы, как вас называть, здесь становится жарко, вы увидите здесь песок песок песок. Богатые не отправляют сюда своих детей, это несомненно, они отправляют их в другое место, это же ясно. В национальную гвардию. В лучшем случае. В крайнем случае. В школу. В худшем случае. У нас здесь крайне тяжелый случай, но скажите, где эти дети? Где они, чтобы, например, мой сын отправился по призыву в войско в страну иракцев. А потом они заходят так далеко, что угрожают ему уничтожением! Разве это можно понять? Представитель фирмы, в которой мой сын сейчас, к сожалению, незаменим, он мечтал стать солдатом, но ведь он, в конце концов, мой собственный потомок и при этом незаменим, с самого начала. Все же, поклялся он только что, лучше бы он был солдатом, но они получают в этой фирме, откуда он не может уйти, иначе он сегодня же стал бы солдатом, они не получают в этой фирме прибыли от этой войны, так как вместе с армией уже давно получают прибыль от войн, и ни в коем случае не только от этой. До нее было уже много войн. Спасибо, мистер Чейни, что вы нам об этом сказали. За это ваша жена получит красивое новое платье, и она также получит одного или двух внуков, так я думаю, хотя я вас совсем не знаю. От многих других войн тоже прибыль. Но абсолютно точно от этой войны, где вы не должны попадаться нам на глаза. Не должны попадаться на глаза живые и мертвые и забивающие прибыль, топчущие прибыль, пожирающие прибыль. Нельзя же так набрасываться на прибыль. Вы должны ее тянуть на себя, а не выбивать. Ударить вы можете, полагаю, в лицо противника, а не эту прекрасную и чистую прибыль. Абсолютно несправедливо предполагать, что мы получали прибыль от этой войны, потому что мы, собственно, получаем прибыли от многих войн. Самое главное это все-таки строительство. Но прежде чем строить, нужно сделать горе обременительным и тяжелым для противника, пока он не будет разбит, пока все не будет разбито и унесено прочь, новое не может быть создано, это вам ясно, разве нет? К тому же, господин президент, мне представляется, вы с советниками будете окончательно решать то, о чем я сейчас приношу весть. Иракцы, вы древние верные души, все равно насколько древние, кто, иракцы или советники, все равно, древние или нет, вам предстоит серьезное размышление, поэтому посоветуйте мне! Ах так, все-таки имелись в виду однозначно советники, консультанты. Бедных парней из компании по ремонту я здесь совсем не беру в расчет. Речь не о них. Речь только и исключительно о старых мужчинах. Они прислали их сюда, юношей, но мы держимся за это, мы успокаиваем себя, будто мы жены или дети. Когда об этом узнал сын в своем бюро, он хотел сразу же ехать и записаться добровольцем, но я ему не разрешила. Здесь тоже нужны люди, здесь, у нас. Богатые могут отправлять своих детей, они делают это, и с удовольствием, но многие удерживают. Кто же не рад, когда ребенок наконец-то уедет в лагерь на каникулы и не мешается, они считают каждый почтовый сбор, родители богатых, они считают каждую пошлину, им это положено, но они посылают детей не туда! Они удерживают их. Они не отправляют их так далеко. Какое чудовище стало бы отправлять своих собственных детей? Вот именно! Они предпочитают отправлять их туда, где в каникулы проводится этот новый тренинг по менеджменту, очень хорошо. Итак, вам – серьезное размышление. Не нужно подробнее описывать занятия ваших детей. Дети ходят в тот или другой университет. И здесь я наталкиваюсь на деталь, которая сразу поддается подо мной. Войско, торопящееся, организующее войско не поддается. Никогда. Ужасна бойня, если вы животное, а вы всегда животное, и всегда будете животным, когда дело доходит до бойни. Вам этого никак не избежать.
Пауза. Крайний юг, где мы теперь, но это только порт в глубоком море, правда, единственный, долой его, мы его захватим, мы должны захватить его, другого нет, мимо которого не проходим мимо, он у нас уже в кармане, потому что наша душа переполнена гордостью, и вот наконец-то один стреляет, нет, гордость гордого человека требует, чтобы он стрелял с одной стороны на другую и обратно. Но это лишь отдельные выстрелы. Они больше не связаны. Они стреляют только из высокомерия. Куда же мы дели наших ручных дельфинов, тогда как они нам пригодились бы, не купаться же они пошли? Ах, вот они. Это ведь только животные. Что мы любим, так это рабское ярмо техники, чьими господами мы являемся, но кто же тогда рабы? Этого мы еще не поняли. Система, которая была запущена другими и поднимает вокруг себя столько шума, создает столько существ и столько существ уничтожает и вообще, итак, эта система в состоянии анализировать заданные условия местности и направлять ракету по извилистому пути, который вы никогда не прошли бы пешком, потому что у вас закончилась бы карта местности, в то время как вы еще пытаетесь как можно точнее пройти вашу сексуальность в мыслях, потому что идти само по себе скучно, итак, этот путь выстрела, неважно, он не отмечен ни на какой карте, и не должен там быть, он в воздухе в воздухе в воздухе. Итак. Снаряд ловко проходит путь, я имею в виду, его ловко послали, даже если мы его послали, итак он идет с высокой точностью и дозвуковой скоростью, он делает это, чтобы за ним можно было следить, итак, он идет более чем через 1600 км в цель, куда его направили, не поддерживаемый рукой матери, к руке матери, у которой он вырывает ребенка из рук и белье из корзины и собаку с поводка и сад от гнома и плод от фруктов вниз и овощи из их грядки, и все в цель, верно направляемый, в цель. Стандартно вооруженные, вы можете провозить от 50 до 200 километров, я хотела сказать килограммов взрывчатки. И все это, все эти деньги, все эти затраты, чтобы попасть в вас, именно в вас! Никто бы не взял на себя столько, чтобы попасть на встречу с вами. Только мы только мы. Какие затраты, невероятно, в вас можно было попасть везде. На рыночной площади, но ее они тоже обстреляли. Неважно.
Марширующая по праву ракета стоимостью в 600 тысяч долларов с максимальной скоростьью 880 километров в час, что ж, это не много, но скажите мне, откуда появляется разница в цифрах? Если даже ко мне поступают различные данные, неудивительно, что и ракеты не попадают в цель, я сказала: дозвуковая скорость, потому что звук – быстрее, но свет – еще быстрее, быстрее, чем вы себе можете представить, кварки как-то быстрее, или нет? И все это подвергается обстрелу с кораблей и подводных лодок, которые прибыли, чтобы сделать это для вас. Вы не гордитесь? Вы не гордитесь тем, что вам уделяется такое внимание мира? Всего мира? Кому такое удается. Мне – нет. Даже если бы мои ножки были от рождения снабжены колесиками, я имею в виду, если бы колеса росли на мне и я была бы крылатым вестником несчастья вместо простого предъявителя плохих новостей при источнике бесперебойного питания, мне бы не удалось, и я была бы не столь быстрой, ведь скорость относительна, не правда ли, и эта скорость в любом случае достаточна, неважно для чего. Марширующие ракеты можно применять везде, я назову только Ирак, Боснию, Афганистан, Косово или что там еще. О деталях не хочу говорить в последний момент, но в пустыне ведь нет препятствий. Битва за Басру начинается сейчас, забыла посмотреть на часы. И как далеко завели меня эти подробные сообщения? Недалеко. Я скромна. Моя цель – свержение правительства и преобразование каждого, кто хочет быть преобразован. Ой! Сразу требует слова мой гардероб, который обычно молчит, – войдет ли ООН в этот новый порядок или нет? Я думаю, американцы скажут, что они этого не хотят. Почему они должны отказываться от всех привилегий, они ведь значительные личности, а именно каждый из них. В то время как у среднестатистической семьи за 4–6 недель выйдут припасы. Сами они не могут выйти. Я имею в виду, припасы выходят, пусть даже медленно, а семья остается. Припасы на исходе. Мы остаемся. С ними уже ничего больше не случится, с припасами.