В это лето Бэн научился отворять и запирать ворота, поднимая носом стальную щеколду и снова задвигая ее своими зубами.
Он умел ходить на задних лапах и танцевать, считать до десяти коротким и отрывистым лаем, падать навзничь и притворяться мертвым. Как и все почти большие собаки, Бэн относился к этим фокусам с некоторым презрением, но исполнял их, чтобы доставить удовольствие своему хозяину, которому они никогда не надоедали.
Самым драгоценным талантом Бэна было его уменье отпирать и запирать ворота, благодаря этому он мог утром один войти в загон, выгнать оттуда овец и вести их на пастбище, пока хозяин его еще сидел за завтраком. Также и вечером Бэн пригонял стадо и, загнавши, запирал его в загоне. Мосс не позволял, чтобы стадо отходило далеко от хижины без него самого, и Бэн помогал ему в этом.
На третье лето Мосс стал все больше и больше полагаться на Бэна. Трава была везде хорошая, воды достаточно и хищных зверей не видно было поблизости. Каждое утро, на рассвете, они выходили в степь. До десяти часов овцы щипали траву; потом, когда солнце начинало припекать слишком сильно, они сходились где-нибудь под деревьями и тесным стадом ложились на траву.
Когда стадо лежало в тени, то и Мосс тоже не прочь был в свою очередь растянуться на траве и вздремнуть, оставив на страже Бэна. И собака никогда не обманывала его доверие. Иногда, проснувшись, Мосс не видел перед собой ни стада ни сторожа, но, пройдя по следу, протоптанному тысячами копыт, он находил их где-нибудь подальше: овцы мирно паслись, а Бэн сидел на вершине холма и зорко наблюдал за ними.
К осени он был уже больше пастухом, чем сам Мосс. Он успевал обежать вокруг стада раз пять в то время, как Мосс не сделал еще и пол-обхода.
Когда следующей весной всех овец собрали для стрижки, Бэн удивил всех пастухов и хозяев стад своим уменьем отпереть загон, выбрать своих овец, распахнуть ворота и вывести стадо на пастбище совершенно самостоятельно, без всяких приказаний. Все говорили, что Бэн — это бесценная собака.
Первые зимние морозы наступили в декабре. Ни человек ни собака не боялись холода. Хижина была заново промазана смесью глины и мха и хорошо защищена от непогоды. Было запасено много сухих дров, и камин можно было топить сколько угодно по вечерам. И хлопчатного семени для овец было заготовлено достаточно. Когда выпал снег и подул северный ветер, то в хижину, где жили Мосс и Бэн, неделями иногда не доходило слуха о том, что делалось на соседних фермах. Оба они довольствовались обществом друг друга.
Зимние холода привели с собой волков.
Это были большие, сильные и свирепые звери. Они бродили маленькими стаями и причиняли большие опустошения в стадах рогатого скота и табунах молодых лошадей. Часто вечером жители хижины слышали как волки, точно свора собак, гнались по следам за какой-нибудь несчастной добычей и как шум их погони сначала доносился ветром все ближе, а потом постепенно замирал вдали, когда свора проносилась мимо. Шерсть на шее Бэна вставала щетиной, а белые зубы сверкали при свете огня. Мосс сходил на ферму и принес оттуда пистолет, он привесил его себе к поясу, но волки не попадались ему.
В один ясный день, в начале февраля, стадо паслось недалеко от маленькой деревушки. Моссу очень захотелось пойти туда и купить себе в лавочке сыру. Он думал, что может спокойно отлучиться: на небе ни облачка, стадо спокойно, Бэн деятелен и надежен, а Мосс надеялся вернуться самое большее через полтора часа. Он сказал:
— Бэн, я иду в деревню купить сыру. Ты останешься здесь, а я скоро вернусь. Смотри хорошенько за стадом; ты получишь также сыру, если захочешь.
Бэн завилял хвостом и в доказательство того, что он понял, положил лапы на плечи своего хозяина. Мосс быстро удалился, а его друг — собака — осталась одна.
Прежде всего Бэн сейчас же обежал вокруг всего стада, которое паслось в небольшой долине, окруженной со всех сторон холмами. Повидимому, с овцами все было благополучно, но все же Бэн взбежал на ближний холм, присел на корточки и наблюдал за стадом. От времени до времени он вскакивал и бегал взад и вперед, как настоящий караульщик. Ему казалось, что не мешает все-таки осмотреть окрестность; для этого он отправился на гребень холма и огляделся по сторонам; ничего не было видно. Три овцы взобрались на противоположный холм. Бэн поспешно побежал за овцами, накинулся на них, сделал вид, что хочет кусать их и неистово погнал их к стаду. Затем, благодушно оскалившись, он продолжал свой дозор. Бэн ни за что на свете не обидел бы овцы. Прошел час.
Бэн сам не знал, почему, — он ничего еще не видел, ничего не слышал и не ощущал никакого запаха, — только волосы у него встали дыбом. Он зорко уставился глазами через долину на противоположные холмы.