— Тогда, почему вы сами? Не только из-за Розы и вашего деда. — Он коротко взглянул на нее. — Да, и об этом я тоже знаю.
Повисло молчание. Он открыл одной рукой пачку сигарет.
— Хотите попробовать? Дурная привычка, но очень помогает в тяжелую минуту.
— Хорошо, — сказала Сара и взяла сигарету.
Он дал ей закурить.
— Кое-что, о чем я никогда не рассказывал. В тысяча девятьсот семнадцатом я должен был поступить в Гарвард. Тогда Америка вступила в войну. Мне было семнадцать. Официально непризывной возраст. Я пошел добровольцем и оказался в траншеях во Фландрии. — Он тряхнул головой. — Если существует ад на земле, это были эти траншеи. Убитым потеряли счет.
— Должно быть, это ужасно, — сказала Сара.
— А я упивался каждой минутой. Вы можете это понять? За один день я переживал больше, чувствовал больше, чем за год обычной жизни. Жизнь стала настоящей, кровавой, реальной. Мне все было мало.
— Подобно наркотику?
— Точно. Я был как человек из поэмы: постоянно искал Смерть на полях сражений. Вот от чего я сбежал обратно в изоляцию Гарварда и Оксфорда, к безопасности аудиторий и книг, к умозрительности.
— А потом снова пришла война.
— И Дагел Манроу выдернул меня оттуда в реальный мир… А остальное, как говорится, вам известно.
Позднее, уже лежа в постели с сигаретой, он слушал, как стучит в окно дождь. Дверь открылась. Она сказала тихо в темноте:
— Это всего лишь я.
— Неужели?
Сняв халат, Сара легла рядом с ним. Она была в ночной рубашке из бумазеи, и Мартиньи обнял ее просто автоматически.
— Гарри, — прошептала Сара. — Можно я признаюсь?
— Похоже, этого не избежать.
— Я знаю, что ты, вероятно, наряду со всеми остальными, думаешь, что я хрупкая маленькая девственница, но, боюсь, это не так.
— Ты уверена?
— Да. В прошлом году в госпитале я познакомилась с пилотом Спитфайра. Он регулярно приходил лечить разбитое колено.
— И вспыхнула взаимная любовь?
— Да нет, скорее взаимное вожделение, он был славным парнем, я не раскаиваюсь. Его сбили над Проливом три месяца назад.
Казалось, без всякой видимой причины она горько заплакала, и Мартиньи крепко ее обнял в темноте, не произнося ни слова.
8
На следующий день, сразу после полудня в Ферманвиле на полуострове Шербур, Карл Хаган, дежурный сержант центрального укрепленного пункта 15-ой береговой артиллерийской батареи, стоял, прислонившись к бетонному парапету, спокойно наслаждаясь сигаретой под бледным полуденным солнцем, когда увидел на подъездной дороге черный Мерседес. Без сопровождения, так что это не может быть кто-то важный. Но потом он заметил вымпел на капоте. Слишком далеко, чтобы можно было его рассмотреть, но старому солдату было достаточно. Он мгновенно отправился на командный пункт, где капитан Рейман, командир батареи, сидел, развалившись, за столом в расстегнутом мундире и читал книгу.
— Кто-то едет, сэр. На мой взгляд, какой-то высокий чин. Возможно, неожиданная инспекция.
— Так. Включите сирену тревоги. Пускай народ построится. На всякий случай.
Рейман застегнул на все пуговицы китель, надел ремень и придал фуражке предписанный наклон. Когда он вышел на редут, Мерседес как раз подъехал снизу. Вышел водитель. Первым он помог выйти армейскому майору с полосками штабиста на брюках. Вторым оказался фельдмаршал Эрвин Роммель в кожаном плаще, с белым вязаным шарфом, небрежно обернутым вокруг шеи, и защитных очках, поднятых выше козырька фуражки.
Рейману никогда в жизни не приходилось испытывать такого шока. Он ухватился за парапет. В тот же момент он услышал голос сержанта Хагана и личный состав батареи выстроился на плацу внизу. В то время как Рейман поспешно спускался вниз по лестнице, два его лейтенанта, Шил и Планк, заняли свои позиции.
Рейман шел навстречу, вспоминая, что слышал, будто Роммель предпочитает воинское, а не нацистское приветствие:
— Господин фельдмаршал, вы оказали нам великую честь.
Роммель прикоснулся концом своего фельдмаршальского жезла к козырьку фуражки.
— Ваше имя?
— Рейман, господин фельдмаршал.
— Майор Хофер, мой помощник.
Хофер сказал:
— Фельдмаршал посмотрит все, включая вспомогательные укрепленные пункты. Пожалуйста, ведите нас.
— В первую очередь, майор, я хочу познакомиться с личным составом, — заявил Роммель. — Армия сильна ровно настолько, насколько сильны ее самые слабые точки, всегда об этом помните.
— Конечно, господин фельдмаршал, — с готовностью согласился Хофер.