Калина тщетно, на ощупь, искала опоры, она в душе возвращалась в город, но и там все было шатко и ненадежно: когда она покидала хоть ненадолго Львов, ей всегда почему-то казалось, что вот вернется — и не застанет камня на камне. Камня на камне.
Двое мужчин в комнате у Антоська все еще играли в шахматы, они даже не отозвались на стук Калины в дверь. Антосько спал, поверх одеяла он укрылся еще и курткой. На книжке, брошенной под кровать — и когда он перестанет швырять книжки на пол! — белела бумажка. Почерком Антоська было написано:
«Мама, тебя просили зайти в 15, если вернешься до 12. Ан.».
«Хм, — подумала Калина, — кто бы это мог просить?»
Данило уселся возле игроков, и лицо его сразу приобрело отсутствующее и сосредоточенное выражение, как всегда за шахматной доской. Антосько спал, лыжи его, готовые к преодолению высочайших вершин, но ненужные без снега, лежали в автобусе.
Калина встала и пошла искать пятнадцатый номер.
— Добрый вечер, — сказала она тем, кто там был, — меня просили зайти сюда. Впрочем, быть может, это ошибка, я не вижу здесь знакомых.
При этом она несколько смущенно осматривалась в комнате. Казалось, обитатели жили здесь давно и, верно, привыкли к своему временному жилью, как привыкают, прожив на одном месте добрый десяток лет. На стенах были кнопками пришпилены фотографии, и знаток дал бы им высшую оценку, а между фотографиями — детские рисунки, эскизы каких-то фантастических зданий, и обычные чертежи, и среди всего этого одна маленькая открытка, вся исписанная большими буквами. На столе стояла початая бутылка вина и разрезанный пополам лимон в жестяной мисочке. Пяток коек и чемоданчик, из которого выглядывал краешек красной юбочки, — все это была отличная декорация, и Калина ловила среди предметов, завешенных окон и фотографий на стенах настроение, взгляды, лица и руки, она сразу заметила невероятно черные глаза на девичьем лице, глаза, которые только наблюдали — не поглощая, не принимая ничего в себя и потому ничего не возвращая, — и заметила руки — тонкие, быстрые, со смуглыми пальцами, они нервно перебегали, как белки, с предмета на предмет и воспринимали значительно больше, чем те огромные глаза. Люди между тем приглядывались к ней, и хватило десятка-двух промелькнувших секунд, чтобы они взаимно присмотрелись.
— Хорошо, что вы пришли, я надеялся, что придете, — сказал человек с нервными руками-белками, — садитесь, пожалуйста, и простите нашу назойливость. Видите ли… — И он посмотрел на одного из своих товарищей, словно бы перепоручая ему дальнейшие объяснения.
Тот, маленький, с подстриженными по-мальчишески волосами и со стариковской медлительностью, сказал:
— Мы познакомились с вашим сыном — удивительно симпатичный мальчик, он сказал, что вы — диалектолог, и мы хотели попросить вас разрешить наш спор. — Он говорил так спокойно и уверенно, как будто и представить себе не мог, что Калина вздумает отказаться. — Мы делаем фильм, у нас возник спор по поводу диалогов, текста, одним словом. Да вы садитесь, однако. Может, выпьете вина?
Калина отрицательно покачала головой.
Все придвинулись к ней, или, быть может, это ей показалось. Один, одетый так, словно собирался сейчас на съемку, — в желтой рубахе, в высоченных черных сапогах, подпоясанный широким поясом с медными бляшками, он вертел в руках нож в удивительно красивых узорчатых ножнах, длинные волосы спадали ему на плечи, что-то хищное и вместе пугливо-тревожное было в его узких губах и остром подбородке; когда Калина вошла, он лежал поперек кровати, а сейчас никак не мог найти себе места и слонялся по комнате, задевая ногами за стулья. Девушка с пугающе черными глазами нащупывала маленькой ножкой тапочку, и тот, в высоких сапогах, придвинул ей тапочку мимоходом, а третий, русый, с усами и бородой, которая, должно быть, только начала расти и не шла к его тонким скулам, мягко очерченным губам и небольшому носу, сказал черноволосому в сапогах:
— Да угомонись ты, слышишь!
— Мы просим вас просмотреть этот текст — здесь не очень много, совсем немного, — просмотрите и скажите, как вы думаете, имеем ли мы право и хорошо ли это будет — использовать диалект в такой мере, как нам предлагает автор, и достаточно ли локальны эти диалектизмы?
— И вы согласитесь с моим мнением? — улыбнулась Калина.
— А почему бы и нет? Все зависит от вашей аргументации.
— Я здесь долго не задержусь, не знаю, успею ли, — всего день или два…
— Знаем. Вы приехали за снегом, — сказал низенький. — Мы тоже ждем снега и хоть немножко солнца. Солнце приходится ловить на перевале, как рыбу в сеть. Хоть на минуту бы остановить! Сидим и стережем его, иногда везет, а чаще — нет, но это вечная история, мы всегда ловим погоду. Кстати, я — режиссер, это — наша героиня, — показал он на девушку, — а ребята пусть представятся сами.