— Ничто сказанное тобой не изменит правды.
— Не изменит. Правда есть правда. Но оно изменит то, что мы о ней знаем и во что готовы верить.
— Да, да, как угодно.
— Если захочешь узнать мою точку зрения, — сказал Том, — я тебе расскажу. Ты тогда был слишком мал, чтобы знать многое, и, возможно, слишком мал сейчас.
Между ними воцарилась тишина.
— Прямо сейчас, Бенни, я хочу, чтобы ты понял — мама с папой умерли от того же, от чего и эти двое внизу.
Бенни молчал.
Том сорвал травинку и закусил ее.
— Ты ничего не знал о маме с папой, но я спрошу тебя: если бы кто-то помочился на них или оскорбил их — даже сейчас, даже учитывая, чем им пришлось стать во время Первой ночи, — тебя бы это устроило?
— Да пошел ты.
— Скажи мне.
— Нет. Ясно? Нет, меня бы это чертовски не устроило. Ты теперь счастлив?
— Почему нет, Бенни?
— Потому.
— Почему нет? Они всего лишь зомы.
Бенни резко встал и спустился с холма, подальше от фермы и брата. Остановился и оглянулся на дорогу, по которой они пришли, словно все еще видел забор. Том долго оставался на месте и только потом поднялся и присоединился к нему.
— Знаю, это трудно, малой, — тихо произнес он, — но мы живем в довольно запутанном мире. Боремся, чтобы жить. Всегда настороже, и приходится становиться жестче, чтобы пережить следующий день. И следующую ночь.
— Я тебя ненавижу.
— Возможно. Я в этом сомневаюсь, но сейчас это не важно. — Он показал на тропинку, ведущую к дому. — Любой к западу отсюда кого-то потерял. Вероятно, кого-то близкого или дальнего родственника. Но все кого-то потеряли.
Бенни молчал.
— Не думаю, что ты выразил бы неуважение к кому-то из города или со всего запада. А еще не верю — не хочу верить, — что ты выразил бы неуважение к мамам и папам, сыновьям и дочерям, сестрам и братьям, которые живут в огромной «Гнили и руинах».
Он положил руки на плечи Бенни и развернул его. Бенни сопротивлялся, но Том Имура был сильным. Когда оба посмотрели на восток, Том сказал:
— Каждый умерший там человек заслуживает уважения. Даже в смерти. Даже когда мы их боимся. Даже когда должны их убивать. Они не «просто зомы», Бенни. Это побочный эффект болезни, или какой-то радиации, или чего-то еще, чего мы не понимаем. Я не ученый, Бенни. А простой человек, выполняющий работу.
— Да? Ты пытаешься выглядеть таким благородным, но ты их убиваешь.
В глазах Бенни стояли слезы.
— Да, — тихо произнес Том, — убиваю. Я убил сотни. И если буду действовать с умом и осторожностью — и если мне повезет, — убью еще сотни.
Бенни оттолкнул его обеими руками. Но Том отступил всего на полшага.
— Я не понимаю!
— Да, не понимаешь. Но надеюсь, что поймешь.
— Ты говоришь об уважении к мертвым и все равно их убиваешь.
— Дело не в убийстве. И никогда не будет в нем.
— Тогда в чем? — Бенни фыркнул. — В деньгах?
— Мы богаты?
— Нет.
— Тогда дело явно не в деньгах.
— Тогда в чем?
— Дело в причине убийства. Ради живых… ради мертвых, — сказал Том. — Дело в исцелении.
Бенни покачал головой.
— Идем со мной, малой. Пора тебе понять, как устроен мир. Пора узнать, в чем смысл семейного бизнеса.
8
Они шли несколько километров под палящим солнцем. Мятный гель стекал вместе с потом, и приходилось каждый час наносить его заново. Основную часть пути Бенни молчал, но, когда ноги загудели, а в животе начало урчать, он стал раздражительным.
— Мы уже пришли?
— Нет.
— Как далеко отсюда?
— Осталось немного.
— Хочу есть.
— Скоро остановимся.
— Что на обед?
— Бобы и вяленое мясо.
— Ненавижу вяленое мясо.
— У тебя есть что-то еще? — спросил Том.
— Нет.
— Тогда вяленое мясо.
Выбранные Томом дороги были узкими и часто переходили с асфальта на гравий и землю.
— Мы уже пару часов не видели ни одного зома, — отметил Бенни. — Как так?
— Обычно их должен привлечь какой-то звук или запах, а так они чаще всего держатся ближе к дому.
— К дому?
— Ну… к местам, где они жили или работали.
— Почему?
Том задумался на пару минут.
— Существует множество теорий, но на этом все. Кто-то говорит, мертвые слишком глупы, чтобы понимать, что существуют и другие места кроме того, где они стоят. Если их ничего не привлекает и не притягивает, они просто стоят на месте.