— Я не могу сам, не могу, — объясняло существо ночному небу. — Мне нельзя. Мать моя запретила мне. Она сказала, что они слишком опасны.
Оно представляло себе, как лунный гигант Мани низвергнет с неба скальный град и серебряное пламя и навечно раздробит, размелет, раздавит эти ненавистные голоса, голоса мерзких мелких тварей, людей. Но пение продолжалось, а лунный диск, кажется, только насмехался над ним.
— Всё, — сказало себе чудовище и поднялось, понимая, что ему придется сделать все самому, потому что ни гиганты, ни мать его не хотят ему помочь. Закутавшись в пелену гнева и страдания, существо покинуло укрытие, скользнуло между залитых лунным светом скал.
Пристроившись за королевским троном, Унферт наблюдал за развитием событий в зале. Его собственная чаша опустела, но нигде не видно было раба, который должен ее наполнить. Вокруг только смеющиеся лица да разинутые пасти танов, выкликающих слова бесконечной песни, пытающихся переорать друг друга:
Вульфгар сидел неподалеку на нижней ступени трона, на коленях у него с удобством для них обоих пристроилась рыжеволосая девица. Герольд поднял чашу к ее губам и как бы нечаянно пролил мед в вырез ее платья, между грудей. Девица взвизгнула, Вульфгар наклонился к ее груди и принялся жадно слизывать напиток. Унферта это действо вовсе не развеселило, он продолжал высматрить в толпе ленивого, нерадивого хромого щенка по имени Каин. Ага, вот он! Хромал, зажав в обеих руках большой кубок.
— Эй! — крикнул ему Унферт. — Где мой мед?
— Несу, господин, уже несу! — поспешил ответить раб, но, не заметив свежевыблеванной лужи, поскользнулся и пролил мед.
— Осторожно! — закричал Унферт, выхватил у Эскхере палку — прочную березовую палку — и ударил ею Каина по лбу. Парень дернулся, снова пролил мед, на этот раз на ступени трона.
— Хромой на голову, — заворчал Унферт и стукнул Каина еще раз. — Как смеешь ты проливать драгоценный мед короля!
Каин открыл рот, чтобы извиниться, но Унферт методично колотил его палкой, стараясь снова попасть по лбу. Кое-кто из ближайших танов обернулся, иные смеялись над избиваемым. Раб не выдержал, уронил опустевший кубок и, спасаясь, нырнул под стол.
— Ничтожество, — ругался Унферт. — Свиньям тебя скормить, ни на что больше не годишься.
Хродгар заерзал в своем кресле, приподнял одну ягодицу и издал громкий, отчетливый звук из прямой кишки. Таны зааплодировали.
— Отравишь бедных свинок, — изволил пошутить король и издал еще один такой же звук, чуть потише. — Кончится эта проклятая песня когда-нибудь? Уши ломит…
Но песня все не кончалась, и Хродгар снова развалился в кресле.
— Разве не мы самые могучие в мире воины? — обратился он к Эскхере. — Всех побьем, и нет в нас страха! И самые богатые тоже мы. И самые веселые. И творим, что хотим.
— Еще бы! — сразу отозвался лишенный палки Эскхере.
— Унферт! — сменил собеседника король, но Унферт все еще смотрел на то место под столом, куда метнулся его раб. Короля он не слышал.
— Унферт! Оглох?
Унферт вздохнул, вернул палку Эскхере.
— Так, повелитель. Что хотим, то творим, — с кислым видом согласился он.
— Еще бы не так, — сказал Хродгар, весьма довольный собою, гордый деяниями своими. Он повернулся к Вальхтеов, чтобы приказать ей наполнить золотой рог, но тут веки его слиплись, и через несколько секунд король данов уже огласил зал своим громким храпом.
Чудище шагало к Хеороту, спешило сквозь зимнюю ночь, и все живое спасалось бегством, расчищая ему дорогу. Улетали птицы, убегали звери, уплывали рыбы, уползали змеи, испарялись призраки и духи тьмы. Чудище преодолевало трясину, скользило между деревьями леса, перелетало через расщелины. Череп его все еще гудел от шума, но на насмешливый взгляд лунного диска оно более не обращало внимания.
— Я научу их ценить тишину! — прорычало существо и снесло ударом кулака не уступившее дорогу дерево.
«А ведь человек в сравнении с деревом — мягкотелая козявка», — подумаю существо и сокрушило еще одно дерево, превратив его в груду влажных щепок. И еще одно, и еще… Чудище шагало по пустоши, подминая ногами кустарник, сминая норы четвероногой мелочи вместе с обитателями. Вот оно уже достигло скалистой пропасти, за которой возвышались укрепления короля Хродгара. Чудовище поймало взглядом часового, шагающего по стене. Часовой тоже увидел чудовище, в глазах его проснулись растерянность и ужас.