— Куда мы все-таки едем? — спросил киммериец у Томэо.— И долго еще? Я был бы не прочь заглянуть в деревню и купить еды.
— Нас покормят,— невозмутимо ответила красавица.— Вон, посмотри, у склона двугорбой горы стоит крепость. Это и есть дом Цзи Дарума.
— А кто там живет? — не унимался варвар.— Твои родители? Или другие родственники?
— Нет,— возразила Томэо.— Это обитель благочестивых братьев, принявших обет служения Нефритовому Императору и его супруге Омитасу.
— Монастырь, что ли? — предположил варвар и получил ответ от Мораддина:
— Я слышал о Даруме, чье имя входит в название обители. Мой наставник рассказывал. Дарума — покровитель искусства боя без оружия, очень хороший и добрый бог, которому поклоняются и в Кхитае. Томэо, а кто такие Нефритовый Император и его жена?
— Владыки царства вечного блаженства,— пояснила девушка.— Покровители Пагана. Давным-давно Нефритовый Император был самым обычным человеком, но однажды, став владыкой этих земель, решил, что мир несправедлив. Он отрекся от трона и удалился в горы, где создал свое учение. У него было много учеников, среди них Нефритовый Император нашел свою подругу жизни, Омитасу, ставшую впоследствии его женой. Когда они вдвоем достигли высот совершенного знания и уподобились богам, случилась странная вещь — Нефритовый Император и Омитасу вознеслись на облака и до сих пор спят на поднебесных перинах, видя сны. В этих снах — вся настоящая и будущая история Пагана…
— Красиво,— кивнул Конан.— А в моей стране тоже есть бог. Его зовут Кром. Он очень суровый бог, и его никто никогда не видел. Правда, однажды Кром мне явился вживую, но… Похоже, я тогда просто перебрал молодого вина.
— Восхитительно,— пробормотал Мораддин.— А Сета ты случайно не встречал?
— Сета нет, а Дагота видел,— признался варвар, вспомнив старую историю с офирской принцессой, пытавшейся оживить статую бога сновидений Дагота с помощью волшебного рога. Оживить, конечно, сумели, но из мраморного красавца, покоившегося на ложе, получилась такая мерзость, что вспоминать тошно…
— Будешь столько пить,— наставительно сказал Мораддин,— и Сета скоро увидишь.
— А кто такой Сет? — Томэо заинтересовало незнакомое слово.— Тоже бог?
— Бог-змей. Очень плохой. Ему поклоняются в Стигии,— ответил киммериец.— Не будем больше вспоминать о нем.
Всадники, миновав зеленые поля, подъехали к склону горы с двумя вершинами. Действительно, впереди возвышались коричневые стены укрепления, смахивавшего на обыкновенный пограничный форт. За ними виднелись строения, немного похожие на кхитайские, как будто несколько домиков с острыми четырехугольными крышами были поставлены друг на друга. Колыхались узкие, украшенные кисточками разноцветные знамена, кое-где поднимались в небо струйки дыма. Варвар отметил, что открытые ворота дома Цзи Дарума не деревянные, а целиком отлиты из бронзы. Наверняка благочестивые братья начищали их ежедневно — отполированная бронза горела в солнечных лучах, бyдто золото.
У входа в монастырь Томэо и ее неожиданных спутников встретил наголо обритый привратник в оранжевом балахоне. В руках он сжимал укрепленный медными полосками посох. Низко поклонившись, привратник осведомился:
— Благородные гости, нельзя ли узнать, куда вы держите путь и чем может великий Дарума, благословенный Нефритовым Императором, помочь вам на избранном поприще?
«Витиевато, но вежливо,— подумал варвар, рассматривая пожилого монаха.— Значит, нас пустят. Конечно, если монастырская братия не на стороне правителя, у которого Томэо отобрала меч, яшму и зеркало… Интересно, этот монастырь похож на обители братьев Митры в Аквилонии и Немедии? Тогда нас будут потчевать протухшей рыбой и черствым хлебом…»
— Здесь ли старший брат Ясухиро? — кивком поприветствовав монаха, спросила Томэо.— Мне необходимо поговорить с ним. Скажи, что приехала дочь Асаки Тайса. Эти люди — чужестранцы, Конан и Морадан.
— Мораддин,— спокойно поправил коротышка. Он давно привык к тому, что люди коверкают красивое туранское имя.
— Женщина из дома Тайса,— высокопарно заговорил привратник,— всегда желанный гость в Цзи Дарума. Проезжай, сестра, вместе со своими друзьями.
Всадники въехали в обширный двор. Его подковой огибала одноэтажная галерея, крытая красноватой черепицей, далее виднелись три высоких строения — наверное, храмы,— а к подножию крутой скалы приткнулись хозяйственные постройки. Монастырь представлял собой небольшой самостоятельный городок с храмами, жилыми домиками, обширным садом и прямоугольником крепостной стены со стороной в тысячу шагов. Варвар слегка опешил, увидев, как справа десяток братьев в одинаковых оранжевых балахонах увлеченно дерутся шестами. Никто из них даже глаз не скосил на гостей.
— Томэо, возлюбленная сестра наша! — послышался тонкий старческий голос. — Неужели войско Тайса разбито?
Пожилой монах, одетый, в отличие от прочих братьев Дарума, в шафраново—желтую хламиду, с мальчишеской легкостью бежал со стороны дверей святилища, украшенных гербом с изображением тигра и змеи. Старец вытянул руки, принял в объятия соскочившую с седла девушку, после чего с интересом посмотрел на ее спутников.
— Томэо, познакомь меня с твоими друзьями,— лукаво сощурился монах.— Прежде всего, гостеприимство, дела — потом. Вы, наверное, устали с дороги, уважаемые?
Наевшийся до отвала варвар блаженствовал. Во-первых, его накормили, точно короля, заехавшего погостить в зажиточное баронское поместье, во-вторых, Конан выкупался в прекрасном теплом бассейне, смыл дорожную пыль, оставшуюся еще с султанапурской пустыни, и, в-третьих, его развлекали захватывающим зрелищем. Впрочем, нельзя сказать, что развлекали специально. Просто Мораддин, немного отдохнув после обеда, высказал настоятелю монастыря Дарума желание немного поразмяться вместе с воинственными братьями.
В крытой галерее Конан устроился на соломенном коврике смотреть, как на отведенной для учебных боев площадке у стены монастыря Мораддин пытается одержать верх над тремя молодыми монахами. Бывший капитан гвардии попал в свою стихию — честный бой без оружия, только руками да ногами…
Ясухиро, настоятель Цзи Дарума, оказался очень милым старичком. Едва путешественники вошли под сень монастыря, Ясухиро велел принести воду для омовения рук и лица, после чего повел гостей в трапезную. Сами монахи питались очень скромно, в основном желтым рисом и рыбой, но для пришельцев из внешнего мира всегда готовились прекрасные блюда из птицы или говядины, обильно приправленные невиданными специями.
Конан решил попробовать все, что стояло на столе. К пище он был неприхотлив, тем паче, что за многие годы скитаний довелось испробовать сущей гадости, чтобы не протянуть ноги с голоду. Но сейчас радушные монахи предложили яства, на которые смотреть было страшно, не то, что дегустировать. Наряду с тушеной говядиной и жареными на вертеле птицами, похожими на голубей, Ясухиро приказал подать сугубо паганские кушанья.
Перво-наперво на стол выставили корзину с сушеной саранчой. Конану она была не в диковинку — акридами питались и туранские кочевники. Затем появился котел супа, в котором плавали обезьяньи уши, а когда Мораддин помешал варево гладкой полированной палочкой, на поверхность всплыли безглазые змейки с ромбовидным рисунком на коже. Томэо, вытащив пальцами несколько змеек, отправила их в рот и заявила, что лучшего блюда она в жизни не пробовала. Конан, отбросив сомнения, испробовал копченого удава, обезьяньего мяса и уж совсем невероятный десерт — завернутых в широкие листья белых пальмовых гусениц длиной не меньше ладони. Ясухиро объяснил, что у живой гусеницы отрубают жесткую голову, а тело жарят в кипящем масле. Мораддин взял предложенное лакомство, повертел, понюхал, но в рот положить не рискнул.
Искупавшись, варвар с потомком гномов отправились к площадке для боев. Мораддин предложил Конану тоже поучаствовать в ратной потехе, но тот решительно отказался, ему совсем не хотелось драться на полный желудок.