За стол мы сели вместе, говорили как обычно, о самых разных вещах. И он с нами. Говорил он быстро, легко, много расспрашивал и каждый раз, когда обращался ко мне, уголки его большого рта вздрагивали как-то задиристо. А я старалась не замечать его. Ведь именно так мне сказала Донка: «Ничего не знаешь, ничего не видела!»
Но внутренне я все время была начеку: «Не знаю? — спрашивала себя мысленно. — Все знаю, все! Но буду молчать, посмотрим, что из этого выйдет!»
Прежде чем зажечь лампу, Донка закрыла окно и опустила занавески. А незнакомец забился в угол, где со двора его никто не мог увидеть. Спать лег в одежде, только снял ботинки, а под подушку положил пиджак. Мы молчали. Впервые с тех пор, как я сплю с Донкой, она протянула руку и легонько обняла меня. Я притворилась спящей. Навострила уши, стараясь услышать загадочные подозрительные звуки со стороны кровати Савины, от которых сгорала, охваченная стыдом и любопытством. Но вместо них услышала голос Савины:
— Она у нас упрямая! Ежиком зовем!
— Умная девушка, с характером, — ответил незнакомец. — Ее нужно привлечь!
— Недавно работает у нас!
— Ничего! Время также работает на нас!
«Так, так, так! — закипело все во мне. — Даже если сто лет проживу, все равно вам меня на привлечь!»
Я ликовала, узнав их намерения, и продолжала вслушиваться, что же будет дальше. Вот сейчас, в следующую минуту…
Но ничего не произошло.
— Спи! — сказала Савина. — Ты устал!
— Ты тоже!
— Спокойной ночи!
— Спокойной ночи!
Мы устали, изнервничались. Ничто не нарушало сонной тишины комнаты, до которой не доносился далекий шум большого города. Я закрыла глаза. Все спали.
Так началась наша жизнь с незнакомцем, имени которого мне даже не сообщили. Да я и не спрашивала. Жила как во сне. Спали мы вместе, ужинали вместе и разговаривали. Утром мы уходили на работу, а он оставался дома. Никуда не выходил. Только раз или два глубокой ночью выбирался во двор, чтобы хозяева, живущие на втором этаже, не заметили.
Я поняла, что этот невзрачный парень от кого-то скрывается, но глубоко в себе все еще не могла превозмочь первоначальную злость, ненависть к нему и к моим подругам. По ночам я долго бодрствовала, вслушивалась, погружалась в неспокойные сны, а утром просыпалась вся в поту. Когда мы одевались, незнакомец стоял лицом к стене, как провинившийся школьник. В эти дни Донка и Савина старались накрывать стол побогаче, не как обычно, но он ел мало и все шутил, что растолстел на наших харчах. Его измученное лицо и вправду посвежело, на впавших щеках появился мягкий румянец. Кожа покрылась легким загаром.
— Странно, все в комнате сидишь, а откуда загар? — как-то спросила я его.
— Солнышко само меня ловит! — улыбнулся незнакомец и опустился на колени, демонстрируя, как он перемещается вдоль коврика Донки, чтобы солнечный квадратик южного окошка падал точно на лицо.
Потом сел на пол, уставился на меня черными глубокими глазами:
— Вот такие, дела, Ежик! Не так-то просто ловить солнышко!
— Встань! Прошу тебя, встань! — присела рядом с ним Савина.
Он улыбнулся, вздохнул, а глаза Савины заблестели и она отвернулась. И тут я почувствовала словно какой-то комок застрял в горле. Потом не могла уснуть. Все прислушивалась. Но не к тишине, царившей в комнате, а к доносившимся с улицы звукам.
Время шло и я начала разделять тревогу моих подруг. С Коце уже не вела себя так дерзко, разговаривала с ним свободнее, чем раньше, исполненная каким-то потаенным, но гордым ощущением того, что есть вещи, о которых он даже и не подозревает.
Постоянная тревога за незнакомца как бы притупила веселый нрав Савины. Она уже не смеялась как раньше, ее порывы радости, казалось, иссякли, свежее лицо похудело и вытянулось. Но зато я ожила. После работы спешила домой. Знала, что он ждет нас — измученный, молчавший весь день — и возбужденно болтала обо всем. Его же ни о чем не расспрашивала. Но он понимал, что я говорю без остановки ради него, смотрел на меня, и в его черных глазах как бы разгорался огонек над ровным, безбрежным полем. По его рукам — грубым, натруженным — я догадалась, что он из деревенских, как и мы, и это делало его более близким, более понятным мне, хотя он и был образованным. А знал он невероятно много и постоянно что-то читал. Вот так — сидит и читает! Потом убирал комнату, готовил, а однажды — даже постирал наши вещи. Савина аж покраснела от гнева и стыда, а он улыбался своей легкой, чуть-чуть грустной улыбкой.