Их шаги затихли на ступеньках, потом во дворе, а мы все еще никак не могли прийти в себя. Первой опомнилась Савина, посмотрела через окошко во двор и облегченно вздохнула:
— Ушли!
Незнакомец зашевелился, высунул из-под одеяла голову. По его смуглому лицу градом катился пот. Воздух приятным холодком прошелся по ногам, я почувствовала облегчение и большие слезы покатились по моим щекам.
— Не надо, хватит! — гладила меня Донка. — Посмотри, нитку-то крестика порвала!
Я потрогала шею, посмотрела на руки. На запястьях розовела нежная цепочка крови.
— Ты шею порезала!
— Хорошее дело сделала твоя ночная рубашка! — улыбнулась Савина.
Кажется, в эту минуту я ее ненавидела.
Незнакомец стоял рядом.
— Ежик, Ежик! — сказал он тихо, а я зарыдала еще сильнее.
До утра так никто и не уснул. Весь день я не могла прийти в себя. А когда вечером вернулась домой, незнакомца не было. Я ни о чем не спрашивала. Прошло несколько дней и обе мои подруги догадались, что происходит со мной.
— Тяжело тебе? — ласково спросила Донка.
— Это еще почему!
— Сама знаешь!
— Ну и ну! — воскликнула я. — С чего вы взяли!
А мне так хотелось узнать, что же произошло с нашим незнакомцем, куда он девался. Без него мне как-то стало пусто. Но я ни о чем не спрашивала. Не выдавала себя.
Шли дни, недели. Я начинала понимать, каким человеком был тот незнакомец, почему он скрывался в нашей комнате. Но кем он был на самом деле, мои подруги так и не сказали. Да и я, то ли из-за собственной упрямости, то ли из-за стыда что они догадаются о моих переживаниях, не спрашивала. Гордо молчала. Он спал с Савиной в одной кровати, как с сестрой, но в то страшное мгновение именно я ощутила его рядом, почувствовала как бьется его сердце, и, мне кажется, узнала о нем больше, чем мои подруги. Что-то глубокое, непонятное мне самой, связало нас с ним навсегда.
Поэтому, наверное, я так хорошо запомнила тот пасмурный день, когда подруги вернулись с работы необычно молчаливыми, едва сдерживая терзавшее их горе.
— Ты помнишь того парня, что жил у нас? — спросила Савина.
— Да, помню! — ответила я.
— Его уже нет, Ежик! — прошептала она. — Нет его и он больше никогда не придет к нам!
Сердце мое как бы остановилось. Я онемела. Из глаз хлынули горячие слезы, скрывая бледное лицо Донки.
Я и на этот раз ничего не спросила. Летели дни, недели… Наступило то время, о котором мне говорили Савина, Донка, Коце… Стали известными имена погибших. Потом я увидела фотографию незнакомца, что скрывался в нашей комнате. На фотографии он был таким же, каким я его запомнила, но только более нежным, спокойным, каким-то далеким. И вдруг испугалась — ведь он в сущности был рядом с нами. Я оплакивала его как брата. Повторяла его имя, представляла себе, как он передвигается по комнате вслед за солнечным квадратиком на полу и — плакала…
И сегодня, когда вспоминаю о нем и мне становится неописуемо грустно, я иду к Савине. Милиционер у входа уже знает меня в лицо. Козыряет и пропускает к Савине. Она понимает меня. Знает, почему я прихожу к ней, и, оставив работу, садится рядом. Молчим.
— Он любил солнце, Ежик!
Мы смотрим на солнечный квадратик на паркете, потом я поднимаюсь и, не проронив ни слова, тихо выхожу.
Перевод В. Жукивского.
В ТИХОЙ ДОЛИНЕ
Это не рассказ в обычном смысле слова, а исповедь!
За последние годы я создал из камня несколько памятников народным борцам, погибшим в годы сопротивления, причем за одну монументальную композицию даже получил премию. Я радовался успеху своих произведений, не задумываясь особенно над тем, что вкладывал в них как частицу самого себя. Работал с воодушевлением и стремился придать камню как можно больше величия, эпичности, то есть того, чего на мой взгляд было вполне достаточно.
Шли годы. Я предался другим интересам и заботам. Но все, кто меня окружал, помнили мои первые композиции и считали, что именно с них начался мой творческий путь. Наверное, поэтому не забыли меня и нынешней весной, пригласив участвовать в конкурсе на крупный памятник легендарной партизанской бригаде. Воздвигнуть его задумали там, где когда-то сражались партизаны этой бригады. Участников конкурса повезли в те места для ознакомления с рельефом. В глухой и дикой в прошлом горной долине ныне пролегало широкое асфальтированное шоссе, со всех сторон окруженное лесом, тут же был построен современный ресторан. А рядом краснели крыши нескольких домов отдыха. Проводник показал нам те места, где когда-то шли самые жестокие бои: лощину, по которой партизанские части отступали под напором многочисленного, хорошо вооруженного врага.