Участник боев взволнованно рассказывал нам о тех днях бригады. Его моложавое лицо залил густой румянец.
— Отступая, мы ни на минуту не прекращали боя. Горы содрогались от грома сражения. Многие партизаны были уроженцами здешнего края, и жители окрестных сел знали, чьи сыновья погибают в бою, длившемся три дня и три ночи…
Мы молча, с интересом слушали рассказ. В моем воображении вставали картины сражения, разразившегося среди этих крутых лесистых склонов. В голове уже зарождалась идея внушительного, возвышающегося над тихой долиной памятника, который будет напоминанием живым о павших в боях.
Потом мы отправились в ресторан. Из широких окон открывался чудесный вид на безбрежный зеленый простор окрестных гор. Я вышел, чтобы размяться и подумать в тишине. В сознании моем все яснее вырастала мощная фигура мужчины, сжимающего в руке оружие и устремленного к солнцу — единственному покорителю неприступных вершин.
Укатанной телегами дорогой я отправился вглубь леса. Пройдя метров сто, оказался в полной тишине: не было слышно шума автомобилей, ничто не напоминало о соседстве раскаленного жарким солнцем асфальта. Шагая, я увидел перед собой склон, поросший старым буковым лесом, и остановился в восхищении: могучие ветви, под которыми серели прямые стволы деревьев, покрывала нежная весенняя зелень. А ниже леса, там, вдали, в глубокой ложбине искрилась речушка, вилась тонкой ниточкой тропинка, и в этом море зелени, подобно девичьему нежному вздоху, белели покрытые цветом деревья. Я стоял неподвижно, заглядевшись на глубокую ложбину, на раскинувшиеся впереди склоны уже свободные от снега, по которым медленно брели стада домашних животных. А чуть выше все еще розовели сугробы. И вдруг я почувствовал сколь мелки и никчемны иногда бывают все наши замыслы пред вечным величием гор. Именно здесь, в начинающем зеленеть лесу, я будто бы отказался от своего намерения. Что-то новое, доселе неведомое охватило меня всего и зазвучало в полную силу. Я не смог сразу же определить, зафиксировать это столь неожиданно свалившееся на меня чувство, но оно овладело мной, с завидным упорством проникло в глубину сознания и стало посещать меня и по возвращении в город.
Кажется, все было понятным, обычным, но чем меньше времени оставалось до окончательного срока подачи проектов, тем острее сознавал я отсутствие в себе того внутреннего порыва, без которого немыслимо любое воображение. Я вновь и вновь рассматривал свои старые скульптуры. Находил их хорошими, удачными. Они не разочаровывали меня, нет, но я чувствовал какое-то смутное, все еще неясное настроение, охватившее меня впервые в буковом лесу. Оно искало новое выражение, очертания которого я безуспешно пытался уловить.
Был разгар лета. В повседневной сутолоке внутреннее беспокойство как будто покинуло меня. Но с наступлением осени оно вновь заговорило во мне с прежней силой. С одной стороны, мне хотелось отказаться от участия в конкурсе, но с другой, понимал, что речь идет не просто об участии, а о чем-то сокровенном, что связано с глубоким пониманием и переоценкой всей моей предыдущей жизни. Душевное напряжение нарастало, но никак не могло вылиться в реальный образ, что раздражало и выводило меня из себя. Близкие, видя это, старались создать мне условия для отдыха, но я нуждался не в нем, а в одиночестве. Лично мне очень помогает возможность иногда остаться наедине с самим собой.
Летняя жара спала. Мысленно я представил себе знакомые горы, которые, наверное, уже начали одеваться в осенний багрянец. И вдруг меня потянуло вновь посетить те места. Я навел справки и узнал, что могу поехать в один из пустующих в это время года домов отдыха, где сейчас жил только сторож. Мне охотно предоставили любую на выбор комнату и посетовали на то, что придется быть там одному, но именно это меня больше всего и радовало.
И я поехал. Междугородний автобус мчался по широкому шоссе, уходящему в горы. Подступивший к дороге лес мне казался все тем же, как и шум моторов, оглашающий тихую долину. И лишь на перевале я увидел, что осень действительно прошлась своей яркой кистью по горам. Алели старые буки, медно ржавел в призрачном свете короткого дня все такой же шумящий лесок, спускавшийся по крутому склону до узенькой безымянной речушки, бежавшей по дну ложбины. Голые холмы напротив пожелтели от летнего зноя, а высоко над ними, там, где раньше розовели сугробы снега, теперь виднелись обнаженные вершины. Иногда в воздухе на какое-то мгновенье застывал желтый или багряный лист, а потом, покачиваясь на невидимых волнах, долго кружил между буками, пока не опускался бесшумно на толстый мягкий ковер.