Где они все стало понятно, когда подошли к озеру. В свежем ночном воздухе, насыщенном запахом озёрной воды, неслось пение. Голоса брали то высоко, то низко, вплетались в мелодию и затихали по воле невидимого хормейстера, из-за чего казалось, что поют на одном вдохе, без перерывов, и славят Макош, уговаривают Матерь Судеб обратить своё внимание на посвящённое ей место.
Бритоуса вывели к самому озеру с серебряной оградкой на берегу. На каменном постаменте стоял светлый идол с маленькими рожками на кичке и веретеном в сложенных руках. От идола на две стороны тянулись белые нити. Жрицы и чаровницы в белых льняных одеяниях выстроились двумя крылами от идола, каждая держала в руках по нитке. Чело жриц и чаровниц украшалось серебряным обручем или венцов. Самые красивые и молодые стояли в первых рядах. Те, что в возрасте и негожие – сзади. Жрицы и чаровницы Макоши были самым драгоценным сокровищем Китежа, которым гордились и перед которым благоговели все жители озёрного города.
Но из двухсот женщин у идола особенно выделялись семь избранных. Они сидели на деревянных креслах, с непокрытой головой и медными чашами в руках – это и были предсказательницы будущего, за советом к которым приходили со всего Поднебесья, от пахаря до городничего. Среди избранных семи чаровниц прямо на каменном постаменте Макоши высилась на серебряном троне одна, самая главная, в одеянии из тонкого белого шёлка. В её руках лежала не медная, а серебряная чара с озёрной водой, голова украшалась венцом с колтами, богаче которого не было даже у Верховной Жрицы.
«Главное, в глаза ей не смотреть…», – подумал Бритоус, – «не то околдует, Змея, начну каждое слово ловить, как балбес полоротый».
Он опустил глаза, как будто поражённый ослепительной красотой чаровниц, и заметил покойника у подножия трона, по грудь укрытого простынёй. Труп почернел, кожа вздулась и лопнула, лицо так опухло, что не видно ни носа, ни глаз, но по бороде Бритоус узнал Вана, бывшего городничего Китежа. Теперь мёртвый Ван лежал подле ног Пераскеи, как убитый упырь. Неужто она сама убила его? И каким же оружием? Ну, Кощей…
Бритоус покосился на Берислава поблизости. Воевода сурово и преданно смотрел на Берегиню, явно оказавшись под властью её очарования.
– Подойди, Родной, – попросила она Бритоуса манящим голосом. Бритоус остался на месте, так как не смотрел на неё и не понял, к кому именно она обращается. Берислав толкнул Отче-советника идти к трону.
– Ближе, Бритоус, не бойся, – подзывала его Берегиня. Пение жриц стало тише, но не прервалось совсем. Отче-советник, для вида прихрамывая, заковылял к трону. Всё внимание он старался уделять покойнику. В трупе между Бритоусом и троном заключался особенный смысл. Во-первых, он не давал подойти чересчур близко, во-вторых, все доставленные сегодня к Берегине чиновники, воеводы и думцы должны видеть, чем закончился переворот, и кто в Китеже теперь новый правитель. Развратный и необузданный Ван валялся перед внучкой Богов, честнейшей и благороднейшей служительницей Озёрного капища – Берегиней.
– Посмотри на меня, – потребовала Ксения, и тут уж у Бритоуса выбора не было. Она прекрасно знала в чём её сила и не собиралась упускать своего. Не знала только Ксюшенька, что Бритоус давно на её стороне, и начальник у них общий – Кощей, и всё это ночное лицедейство с ним, со старым полевиком Башни, не нужно.
Когда Бритоус поднял лицо, он не смог удержаться от самодовольной улыбки. Сегодня победу празднует не одна Ксения, Отче-советник вложил в переворот гораздо больше усилий, чем воспитанница Кощея: усыплял Вана речами, что новая чаровница не стоит и рыбьей чешуйки, сам в это же время подговаривал воевод приходить к ней, а думцев поддерживать. Берегиня лишь белый ферзь на доске: примчалась с другого края и поставила болезненный шах чёрным фигурам, но до конца партии ещё далеко, и остальными белыми играет совсем не она.
Берегиня улыбнулась в ответ. В этот миг ночь и капище для Бритоуса исчезли. Белая кожа Владычицы словно подсвечивалась изнутри, не было ничего милее и привлекательнее алых губ Ксении, в серебряном венце отражались звёзды, малахитовые глаза сковывали и томили сердце, как обещание Хозяйки Медной Горы. Улыбка Бритоуса оцепенела.