— С без двадцати минут двенадцать, примерно, — мрачно ответил Уолли. — За десять минут до прибытия этого состава.
— И вам не пришла в голову простая мысль, — здесь мистер Мэйкок слегка присел, как будто тяжесть его иронии была слишком велика, чтобы удержаться вместе с нею на ногах, — просто заглянуть в мой кабинет и проверить, нахожусь ли я там? Зачем?! Я всего лишь скромный начальник станции, со мной не стоит считаться.
— Мне очень жаль, мистер Мэйкок, — сказал Уолли тоном, который подразумевал что угодно, кроме искреннего раскаяния, — но откуда мне было знать, что вы вернулись? Я сказал инспектору, что вы всё ещё ужинаете в деревне.
После такого объяснения мистер Мэйкок предпочёл пропустить мимо ушей издевательскую интонацию ответа и проявить благородную снисходительность.
— Ну, хорошо, ничего страшного, — произнёс он; и, удовлетворив чувство собственного достоинства, он вновь снизошёл до уровня прочих смертных. — Грабитель, говорите? Прямо в этом поезде? И он в результате нашёлся? Они его взяли?
Уолли покачал головой.
— Ничего подобного. Ложная тревога, я думаю. Впрочем, они всё ещё убивают здесь время, бродя по округе. — Он указал большим пальцем в направлении турникетов на выход. — А вот это сам инспектор!
До упомянутого момента никого в указанном направлении видно не было. Но теперь из-за перегородки появилось круглое, добродушное, чисто выбритое лицо, увенчанное хомбургской{1} шляпой, при виде которого Фен воскликнул: «Хамблби!», мгновенно узнав прибывшего. А сам человек, к которому так обратились, приказал «Стойте на месте, Милликан» кому-то в сумраке билетной кассы позади него, вышел на платформу и минуту спустя присоединился к беседующим.
Лет ему было примерно пятьдесят пять; он был небольшого роста и компактного телосложения, стройность которого ещё больше подчёркивал костюм. Коротко стриженные седеющие волосы, приветливое розовое лицо, солдатская выправка, массивный портсигар в нагрудном кармане пиджака и сияющие коричневые туфли — облик его наводил на мысли о мягком и скромном немецком бюргере средней руки; но при более внимательном рассмотрении собеседник замечал серые глаза — спокойные, проницательные, скептические, которые сразу выбивались из первоначальной картины, показывая сталь под бархатной упаковкой.
— Так-так, — сказал он. — Так-так-так. Я верю в силу совпадений.
— Что за разговор, — сурово сказал Фен, по-прежнему высовываясь из окна своего купе, как горгулья с крыши собора, — о каком-то грабителе?
— Ага, значит, вы — начальник станции. — Хамблби повернулся к мистеру Мэйкоку. — Вас здесь не было, когда я приехал, поэтому я взял на себя смелость…
— По поводу того, что меня не было, сэр, — перебил его сразу мистер Мэйкок, надеясь очистить своё имя. — Я был в своём кабинете всё это время, только эти парни не догадались поискать меня там… Эгей, мистер Фостер! — Эти слова он обращал к появившемуся на платформе смущённому проводнику. — Есть успехи в поиске машиниста?
— Никаких следов, — грустно сказал проводник. — Ничего подобного раньше на моих поездах не бывало.
— Это ведь Хинксон, не так ли?
Проводник покачал головой.
— Нет. Фил Бейли.
— Бейли?
— Ага. Бейли иногда подменял Хинксона на этом рейсе. — Тут проводник беспокойно оглянулся на Фена с Хамблби. — Это не по правилам, разумеется, но ничего плохого в этом нет. Бейли сам живёт в Брэмборо, на конечной станции поезда, и ему всё равно приходилось ездить на этом же маршруте пассажиром, так что иногда он подменял Хинксона, когда ему нужно было остаться в городе… А теперь это происходит. Грядет беда, попомните мои слова! — Очевидно, несчастный проводник ожидал, что часть бед свалится на него лично.
— Некогда мне больше с вами прохлаждаться, — сказал мистер Мэйкок. — Мне нужно немедленно доложить начальству, — и он отправился в сторону здания вокзала.
Хамблби, лишь смутно понимавший, что происходит, приказал остальным просветить его. Услышав объяснения, он сказал: — Одна вещь мне понятна: ваш машинист не мог покинуть вокзал. Мои люди окружили всё сплошным кольцом и получили приказ задерживать каждого, кто попытается пройти мимо них.
В этот момент нашей истории пожилой бизнесмен, деливший купе с Феном и ещё одним чрезвычайно утончённого вида молодым человеком, каковых время от времени можно заметить за стойкой почтамта, раздражённо поинтересовался, не собирается ли Фен держать окно открытым всю ночь. Фен, подчинившись намёку, закрыл окно и вышел на платформу.