Зулин сглотнул вязкий ком слюны и огляделся. Пучки травы, вырванной с корнем, валялись по всей поляне, земля была взрыта и раскурочена, а ближе к противоположному краю над чем-то темным и непонятным, в чем смутно угадывались очертания тела, вился веселый мушиный рой. Совсем некстати Зулин подумал, что ведь тоже никогда — если не считать Маркуса Тарийского — не видел трупов, и… И вот интересно, его будет тошнить, как Зверя, или начнется нервный тик, как у Иефы? Хорошо бы, чтобы просто нервный тик, его можно списать на язвительность натуры… Зулин вытер пот со лба и посмотрел на Ааронна.
— Кто это?
Эльф вопросительно поднял бровь.
— Я имею в виду, ты его осматривал? — пояснил Зулин.
— Нет, — Ааронн как-то странно посмотрел на мага и, кажется, даже слегка усмехнулся, совсем чуть-чуть. — Я подумал, что будет правильней, если сперва посмотришь ты. Я ошибся?
— А? Нет-нет, все правильно… — Зулин вздохнул и пошел к телу — как в пропасть шагнул. Подошел, нагнулся и — ничего не почувствовал. Ну, то есть, совсем ничего. Кишащая насекомыми, немилосердно воняющая смерть на залитой солнцем поляне не вызвала в планаре даже намека на эмоцию. Любопытство? Зулин поймал себя на том, что разглядывает тело с живым интересом исследователя флоры и фауны.
— Кто… Кто это? — спросил он совсем другим тоном и выпрямился. — Я таких еще не видел. Гуманоидного типа, это понятно, но весь шерстью зарос. И одежда на нем странная. Это какое-то лесное племя?
— Это гхолл, — Ааронн подошел к трупу и присел на корточки. — Ты никогда не видел гхоллов? В прочем, неудивительно. Они друиды по праву рождения и по крови, из леса не выходят. Странно, что он оказался так близко к тракту…
— Близко? — Стив с недоверием рассматривал нелепо выгнувшееся, поросшее короткой бурой шерстью тело в изодранных одеждах. — Мы два дня топаем без остановки, меня от леса уже мутит, а ты говоришь, близко?
— Для гхоллов — слишком близко.
— Зачем было его убивать? — подала голос Иефа с противоположного края поляны и повернула к спутникам бледное лицо. — Да еще так… грубо.
— А ты откуда знаешь, как его убили? — удивился Стив.
— Я чувствую… — она потерла шею и затравленно оглянулась. — У меня как будто давит… Нет… Как штырь… Боги, да его же исполосовали всего! Он уже умер, а они все били, били!.. Зачем?!
— Боялись… — задумчиво проговорил Ааронн, рассматривая диковинный амулет на шее гхолла. — Они очень сильные друиды, а этот еще и магистр. Гхоллы не терпят в своих лесах никого, а тем более, гоблинов, которые не отличаются деликатностью. Так что с этими семью нам придется изрядно попотеть.
— С пятью, — сказала Иефа.
— Что?
— С пятью. И еще шаман. Ну, кобольд, о котором ты говорил.
— Иефа, ты что, ясновидящая? — в меру иронично поинтересовался Зулин.
— Нет, у меня просто со зрением все в порядке. На тракте Ааронн сказал, что их было семь и, возможно, еще кобольд. Одного убил гхолл — тут свежая могила возле кустов, а еще один был тяжело ранен — вон, видите, деревца срезаны, его явно на носилках унесли. Раз не закопали, значит, был еще жив. А раз своими ногами не шел, значит, проживет недолго. Так что их пять.
— А кобольд?
— Что — кобольд?
— Кобольда ты откуда взяла?
— Оттуда, что тут валяется такая серебряная штука на порванном шнурке, до которой, если я правильно помню, руками дотрагиваться нельзя. Мне кажется, она такая же, как тот амулет, который мы нашли в палисаднике, возле кузницы. Там были черные тряпочки, а черные тряпочки оказались обрывками одежды шамана, а шаманом был…
— Иефа!
— Нет, шаманом был кобольд.
— Иефа, я что, похож на идиота?! — Зулин почувствовал знакомое глухое раздражение.
— Ну, как тебе сказать… — задумчиво пробормотала полуэльфка.
— Я смотрю, наш бард вполне пришел в себя, — заметил Ааронн.
— Лучше бы ты по сторонам смотрел, — пробурчал Стив, — а не на барда нашего. А то что ж это выходит — Иефа нам и за барда, и за следопыта…
— Стив! — рявкнул Зулин. — Я, кажется, просил тебя помолчать! Ааронн увидел все, что ему нужно было увидеть!
— Просто он собирался нам сообщить об этом уже вечером, у костра, поражая всех невозмутимым видом и следопытской смекалкой, — тихо-тихо сказала Иефа. Ааронн коротко глянул на полуэльфку и усмехнулся. — Зулин, — добавила она значительно громче, — тебе нужен этот амулет? Или можно о нем не беспокоиться?
— Нужен-нужен, — Зулин сердито прошагал к барду и осторожно упрятал амулет в мешочек на поясе. — Нужно осмотреть поляну как следует. Может, найдем еще что-нибудь.
— Ничего мы здесь больше не найдем. — Ааронн поднялся на ноги. — К сожалению, я плохо знаком с погребальными обрядами гхоллов, поэтому придется его просто похоронить.
— Кого? — равнодушно спросил Зулин.
— Друида, — Ааронн внимательно посмотрел на Зулина. — Ты же не предлагаешь его так оставить?
— А, да, действительно, — смутился Зулин.
* * *Костер был таким теплым, мирным и уютным, что руки сами собой тянулись потрогать огонь. Иефа тихо перебирала струны лютни и думала о том, что все в этом мире одинаково. Если сунуть руку в костер, будет ожог. Если распахнуть душу, в нее плюнут. И чем ласковей и преданней смотрит на тебя твой собеседник, тем вероятнее, что он просто нацелился на твой кошелек, на твое тело, твою свободу или твою жизнь. От этих мыслей Иефе было расслаблено и грустно, и хотелось уткнуться носом в подушку, обнять теплый собачий бок и слушать, как за окном шумит дождь. Когда-то давно у Иефы была собака. Вспоминать об этом было больно.
— Иефа! Иефа, Мораддин тебя возьми! Тебя сторожить посадили, а не на лютне тренькать!
Ну да, Стив, кому же еще. После поляны с мертвым гхоллом они шли еще три дня, и дварф все упражнялся в остроумии, называя Иефу то кисейной барышней, то нервной девицей, то еще как-то там — в конце концов, полуэльфке стало скучно огрызаться, и она просто перестала слушать. Она действительно никогда раньше не видела смерть вот так, на расстоянии вытянутой руки, нагретую августовским солнцем, деловитую, жужжащую, наглую, неприкрытую… И еще. Никогда раньше Иефа не чувствовала, как эта смерть наступила. Целых три дня хотелось завязать горло платком, потому что по нему елозила невидимая рука, а в спине и где-то под сердцем затаилось воспоминание о чужой невыносимой боли. И еще бока — тихо и преданно саднили бока, как будто по ним били когда-то давно-давно…
Пламя костра начало расползаться и принимать знакомые очертания, такие знакомые, что…
— Иефа, ты спишь? Ты не спи, а то проворонишь все на свете. Беда нам с этой нервной девицей…
Ну да, Стив. Как всегда, невероятно оригинален и непредсказуем. Дварфский искрометный юмор. Иефа отогнала дрему, подобравшуюся слишком близко, и тронула струны, чтобы хоть чем-то себя занять. Дежурства казались ей абсолютно бесполезным времяпровождением. Какой смысл вглядываться в серые ночные сумерки, если все равно ничего не увидишь. Конечно, в темноте эльфы видят, как кошки, а в ней эльфийской крови достаточно, спасибо мамочке, но что толку? Если кому-то захочется организовать неожиданное нападение, вряд ли этот кто-то будет подходить к лагерю с факелами и фанфарами. И так много, много, много мыслей в голове по ночам…
Только увидев мертвого друида на поляне, она окончательно поняла, что все это — не игрушки. Ей снились странные сны, каким-то непостижимым образом — в этом она была уверена — связанные с их дурацким походом, но рассказывать сны сопартийцам Иефа не решалась. Засмеют ведь. Ее бесило, что Зулин упрямо скрывает информацию и что приходится обо всем догадываться самой, а планар только надувает щеки и многозначительно молчит, но при этом требует делать выводы, и это так глупо, глупо…
И Ааронн тоже темнит, иногда складывается впечатление, что он просто смеется над всеми. Что ж, имеет право. Он умнее, опытнее, больше знает, просто неизмеримо больше… И все-таки в ответ на его редкие глубокомысленные замечания Иефе ужасно хотелось крикнуть что-нибудь резкое, обидное, уколоть побольнее, сбить с темноглазого эльфа спесь, показать, что она, Иефа, дочь Низаниель, Светлой Радости Леса, тоже чего-то стоит! Стоит, хоть и полукровка, хоть и не нужна никому, начиная с собственной матери. И конечно, она ничего не кричала, а язвительно кривила губы и выгибала надменно бровь, и презрительно фыркала, и насмешливо смотрела, и вот так они играли в умудренных жизнью циников, которым все ни по чем… Пока не вмешивался Стив, которого эльф раздражал просто до не возможности, и вот уж он, Стив, говорил это самое резкое, чтобы показать и доказать, и сбить спесь, и поставить на место, и Иефе становилось за него так стыдно, стыдно…