Куделин убежал к своей группе… Разговаривать через окошечко было неудобно, и я вышел из-за стеклянной загородки в зал. Задержанный парень отряхивался, сбивая с рукавов, с плеч синего бостонового костюма мучную пыль.
— Почему не на фронте? — спросил я, глядя в его густо припудренное мукой небритое лицо.
— У меня бронь, — ответил он хмуро.
— Почему же не на работе?
— Я три недели вкалывал без выходных, и вот дали.
— Где вы работаете?
Парень помедлил, исподлобья глядя на меня.
— На заводе… имени Карла Либкнехта.
— Но ведь завод эвакуирован, — сказал я наугад, не зная, есть ли такой завод вообще.
— Я был болен, — пролепетал задержанный невнятно. — Скоро должен уехать…
Я понял, что он врет.
— Вам дали выходной для того, чтобы вы взламывали магазин? Войска на фронте истекают кровью, а вы здесь бесчинствуете и других подбиваете.
— Люди сами сбежались… Все равно немцам все достанется…
Я почувствовал, как от лица у меня отлила кровь. Я мог застрелить его тут же!.. Усилием воли я подавил в себе ярость, отвернулся и сказал как можно спокойнее:
— Часовой, проведите гражданина во двор.
Прокофий Чертыханов все это время разговаривал с тщедушным человечком в длинном, почти до пят пальто. Сквозь пальто проступали лопатки на сгорбленной спине; лысоватая голова не покрыта — шапку мял в руках, над ушами седыми клоками торчали волосы, впалые щеки перечеркнуты морщинами, и весь он напоминал старого раскрылившегося грача. В углу были свалены его чемоданы. Человечек в чем-то убеждал Прокофия, сильно размахивая руками. Я слышал, как Чертыханов, нагнувшись к нему, спросил:
— Сколько дадите?
Задержанный приподнял палец и ответил таинственным голосом:
— О! Столько, что вы всю жизнь можете потом только прирабатывать, но не работать…
Чертыханов восторженно свистнул, хитро подмигнул старику и зацокал языком от соблазнительного будущего.
— Благодать-то какая! Не работать… Как жаль, что не я здесь начальник. — Он кивнул на меня. — Вот кому предложите…
— А вы шепните ему, — попросил старик. — Он не просчитается.
— Одну минуту, сейчас шепну. — Чертыханов приблизился ко мне и сказал: — Товарищ капитан, взгляните на себя в зеркало: вы совсем позеленели. Разве можно доводить себя до таких крайностей? Теперь они один за другим пойдут — где вы напасетесь нервов на всех…
— Обидно, Прокофий, — сказал я. — Помнишь, как мы под настилом в грязи валялись, а по настилу, по нашим спинам разгуливали немецкие солдаты, проезжали повозки? Ради чего мы лежали там, ну, ради чего?
— Что было, то прошло, — сказал Прокофий. — А мы живы… Вот и еще один. — Чертыханов указал на человечка с седыми клоками над ушами. — И на него нервы надо? Как бы не так!.. Эй, гражданин! — позвал он. — Подойдите к капитану.
Старик, взмахнув длинными полами пальто, словно крыльями, подбежал ко мне и выжидательно заглянул в лицо.
— За что его забрали? — спросил я.
— За чемоданы. — Чертыханов кивнул на горку чемоданов в углу.
— Что в них?
— Шут их знает. — Подойдя к чемоданам, он взял верхний, кинул его на стол и хотел открыть. Старик положил на крышку руку с ревматически скрюченными пальцами и многозначительно посмотрел на Прокофия.
— Вы предупредили капитана?
— Все в порядке, гражданин…
— Кто вы такой? — спросил я у задержанного.
— Кто я такой? — воскликнул он и покрутил лысоватой головой. Наверное, не фашистский агент и не шпион! Обыкновенный часовщик. Вы видите мою спину? Я никогда не разгибал ее — сижу у рабочего стола и стараюсь, чтобы у всех людей было точное время…
Чертыханов раскрыл чемодан, и я сощурился от внезапного яркого блеска. Вначале мне показалось, что чемодан доверху набит скрученной медной проволокой. Но, приглядевшись внимательнее, я различил нечто иное: золотую оправу для очков.
— Откуда это у вас? Вы же часовых дел мастер!
Человечек с неподдельным удивлением пожал плечами.
— Вы меня спрашиваете серьезно? Так я вам отвечу: это не мой чемодан. И я совершенно не понимаю, кому понадобилось это утильсырье! Такое время… Он отвернулся брезгливо и демонстративно.
Второй чемодан был заперт.
— Дайте ключ, — попросил я у владельца чемоданов.
— Откуда у меня ключи? — спросил он все с тем же оттенком брезгливости и безразличия. — Может быть, и тут такое же барахло, а мне отвечать.
— Взломайте, — сказал я.
Никогда в своей жизни я не видел в одной куче, вблизи, столько золота и драгоценностей, читал лишь в сказках и видел в кино: в тайных пещерах разбойников и в царских кладовых хранились такие сокровища. Тут были браслеты с камнями, названий которых я не знал, золотые кубки, блюдца, золотые монеты царской чеканки с профилем Николая Второго, небольшие золотые слитки, статуэтки — толстенький кудрявый ангелочек, стреляющий из лука, и золотой козлик с острыми рогами, оправленный в золото веер из тонких зеленых пластин. Сквозь золотую желтизну проглядывали, то жарко вспыхивая, то мягко зеленея, то искрясь, дорогие камни…