Мать девочки, потупившись, тихо произнесла:
— Может быть, вернемся, мама…
Девочка вдруг захныкала:
— Бабушка, я хочу домой!.. — Огромная людская толпа ее, должно быть, пугала.
Чертыханов шагнул к молодой паре.
— А вы, молодой человек? Не стыдно расписываться перед женой в собственном малодушии? Эх, люди!..
Жена сказала несмело, оправдывая мужа:
— У него бронь на руках…
— Себя можно забронировать, — сказал Чертыханов наставительно. — А совесть? Разве совесть забронируешь?
Молодой человек молчал, понурив голову.
Мы отодвинулись, чтобы не смущать их своим присутствием. Но Чертыханов исподтишка следил за ними.
— Глядите, товарищ капитан! — негромко воскликнул он, дергая меня за локоть. — Повернули! Повернули и уходят… Вот это агитация!
Неожиданно слева донеслись до нас отрывочные выстрелы. Мы с Тропининым переглянулись: что это могло означать?
— Идите в первый взвод, — сказал я Тропинину. — А я пойду взгляну, что там происходит…
— Моя помощь не понадобится? — спросил он.
— Нас вон сколько!
Я оглянулся — позади стояли Чертыханов с автоматом поперек груди и сержант Мартынов, который вел кассира; Прокофий нес увесистый портфель с деньгами… Мы направились вдоль улицы в сторону Спиридоновки.
В узком проезде между баррикад бойцы группы Пети Куделина задержали легковую автомашину. Вокруг нее бурлила толпа, в которой уже суетился милиционер. Рядом стоял седой, изысканно одетый человек — хозяин задержанного автомобиля. Впереди, рядом с шофером, сидела молодая женщина в пальто из серого каракуля, с девочкой лет пяти на коленях.
— Ты стрелял? — спросил я Куделина.
— Я, товарищ капитан. — Петя кивнул на милиционера. — И он тоже.
— Я же запретил тебе стрелять.
— А что было делать, товарищ капитан? Прут прямо на людей, слов не понимают. — Он указал на седого мужчину.
Милиционер, коренастый толстячок с круглым свежим девичьим лицом, спрятал наган в кобуру и рукавом шинели вытер вспотевший лоб.
— Смотри, какой затор устроил! Черт с ними, пускай выкатываются скорее. — Он с отвращением махнул рукой на машину. — Без них легче дышать будет!.. — Затем указал на проезжую часть улицы. — Вон ведь что делают…
Военные грузовики разворотили край баррикады — мешки с песком разорвались и рассыпались — и по тротуару объезжали легковую машину.
— У них документы в порядке, — пояснил мне милиционер, кивнув на хозяина автомобиля. — Это инженер с завода.
— Позвольте. — Инженер, надменно поджав губы, вскинул седую холеную голову, как бы показывая всем свой красивый профиль; черные, в мохнатых ресницах глаза сощурились.
Документы были оформлены наспех, подписи сделаны одной рукой, неразборчиво, печать, как бы сдвинувшись немного, смазалась… Было совершенно очевидно, что главный инженер энского завода самовольно оставил место службы… Я уже в десятый раз повторил один и тот же вопрос:
— Почему уезжаете? На заводе вам нечего делать?
Он едва удостоил ответом:
— Я уже объяснял: завод в основном эвакуирован в Челябинскую область. Его нужно строить заново, и я обязан быть там. — Он говорил отрывисто и высокомерно: было видно, привык командовать людьми.
— Почему же вы направляетесь в Горький? — спросил я.
Главный инженер еще выше вскинул голову. Он врал и заносчивостью своей пытался прикрыть и боязнь за свою судьбу, и растерянность, и тайную надежду на лучший исход.
— Мне необходимо заехать в Горький по делам завода. А вообще отчет давать я вам не обязан. Документы у вас в руках…
— Извините, — сказал я главному инженеру. — Мы вас все-таки задержим. До выяснения всех обстоятельств.
Милиционер взмолился:
— Товарищ капитан, делайте с ним что хотите, только освободите проезд.
Я отвел Куделина в сторонку.
— Этого человека отведите в штаб к комиссару Браслетову. Женщину с ребенком отвезете домой, вещи отдадите, но проверьте, нет ли там чего такого…
— Понимаю, товарищ капитан, — ответил Куделин. — Сделаем, как надо.
Главный инженер не протестовал, не возмущался, не кричал, он проследовал впереди Пети Куделина, все так же высокомерно и гордо неся свою седую красивую голову.
12
Кассир — фамилия его была Кондратьев — привел нас к заводу. Это был небольшой заводик в глухом переулке на Красной Пресне. Раньше он выпускал примусы, керогазы и прочие предметы домашнего быта. Теперь здесь собирали автоматы и гранаты-«лимонки».