появится в мире народ, который провозгласит миру истину об Ашеме.
— Но с нами нет Реувена, десятого! — сказал Йеуда.
— Тогда Сам Ашем пусть будет десятым! Он наверняка согласится с нашим решением! — решили они.
В ту же ночь Реувен решил прийти к яме и освободить Йосефа. Каков же был его ужас, когда он обнаружил,
что яма пуста. В отчаянье он разорвал на себе одежды: “Я надеялся вернуть его отцу, чтобы получить
прощение за свой грех! Теперь отец заподозрит меня в его смерти и подумает, что я это сделал из ревности,
поскольку мое право первородства было передано Йосефу!”
Чтобы убедить отца в смерти Йосефа, братья зарезали козленка и измазали в его крови одежду Йосефа.
Причем они выбрали в качестве жертвы именно козла, а, скажем, не барана, так как, во-первых, козлиная
кровь по цвету очень похожа на кровь человека, а во-вторых, этот обман был наказанием Яакову (наказанием
с Неба), — по принципу “мера за меру” — за обман отца. Ведь он взял благословение обманом —
облачившись именно в козлиную шкуру. Но в то же время это было и наказанием Йосефу. Мы уже говорили,
что Йосеф рассказал Яакову, что братья ели от живой скотины, не забив ее по правилам. Теперь братья
забили козленка “по всем правилам” и обмакнули одежду Йосефа в козлиную кровь.
Но кто мог взять на себя тяжелую роль — принести эти одежды отцу? Братья решили тянуть жребий, и он
пал на Йеуду. Когда Йеуда принес отцу запачканную одежду, он спросил: “Узнаешь ли ты одежду своего
сына?”
Конечно же, Яаков узнал одеяние Йосефа и закричал:
— Это одежда моего сына! Его растерзал дикий зверь!
Произнеся слова “дикий зверь”, Яаков имел ввиду именно Йеуду, которого называли львом, ибо он тут же
заподозрил его в убийстве Йосефа. Впрочем, в словах Яакова содержалось и пророчество: впоследствии на
Йосефа нападет дикий зверь — жена Потифара.
Яаков был убит горем. “Как я мог послать мальчика одного в Шхем? — рыдал он. — Почему я не дал ему
провожатого? Это несчастье пришло как наказание за мои грехи. Я заставил своего отца дрожать от ужаса,
когда Эсав вошел в шатер получать благословение, которое я до того выманил обманом. Теперь моя очередь
страдать!”
Дети Яакова пришли, чтобы утешить отца, но тот отказался принять утешение. Все последовавшие за этим
годы он продолжал оплакивать своего сына.
Почему Яаков был безутешен в своем горе? Он знал, что как неизменно число созвездий зодиака, так
неизменно и число колен. Их должно быть ровно двенадцать, и от этого зависит существование всего
еврейского народа. Теперь же было ясно, что за свои грехи он лишен права быть главой двенадцати колен
Израиля. Поэтому он сказал: “Если одного из двенадцати колен будет недоставать, я потеряю свою долю в
грядущем мире. Но в чем состоит мой грех? В том, что я женился на сестрах? Или в том, что извлек выгоду
из денег Лавана? Или, может быть, в трофеях, взятых в Шхеме?”
На самом деле Яаков не мог забыть Йосефа именно потому, что тот был жив. Такова воля Ашема — человек
перестает чувствовать связь с теми, кто ушел из этой жизни. Однако тех, кто жив, мы забыть не можем, и
именно поэтому Яаков продолжал помнить сына и горевать о нем.
“Не могу поверить в то, что он мертв”, — сказал как-то Яаков и решил проверить, насколько верно его
отцовское чувство. Он собрал двенадцать снопов и написал на них имена всех своих сыновей, названия
месяцев рождения и соответствующих им знаков зодиака.
— Приказываю, — сказал он снопам, — поклониться Леви, ибо его колену будут в будущем принадлежать
урим ветумим (элементы нагрудника первосвященника в Храме, позволявшие делать пророческие
предсказания). — Но снопы стояли не шелохнувшись.
— Приказываю вас поклониться Йеуде, царю! — сказал Яаков. И снова снопы остались без движения.
— Приказываю вам поклониться Йосефу! — произнес Яаков. И тогда снопы поднялись и поклонились.
Значит, Йосеф жив!
Чтобы еще раз убедиться в этом, Яаков принес с гор двенадцать камней и высек на них имена колен. Под
каждым именем он написал название соответствующего знака зодиака и название месяца.
— Приказываю, чтобы вы все поднялись и поклонились Реувену, моему первенцу, — вновь начал испытание
Яаков. Камни были неподвижны.
— Поклонитесь Шимону, — продолжал отец. Но они не двигались.