— Щенок! — взвизгнул столяр. — Погубить хочешь? Я те отнесу, молокосос!
До этой минуты мальчик в глубине души надеялся, что все будет хорошо, что все, все объяснится, уладится. Но его надежда не оправдалась.
— Как сказал, так и сделаю! — с упрямой решительностью подтвердил он.
С перекошенным от злобы лицом Дойвбер шагнул к сыну.
Хава мгновенно выросла между ними.
— Дойвбер, опомнись! — закричала она, расставив руки.
— Все равно отнесу! — отчаянно произнес Даня.
Дойвбер грубо отстранил жену, сделал еще один шаг и оторопел: большие глаза сына теперь были стального цвета и смотрели твердо и решительно.
СТАРУХИНА КОМАНДИРОВКА
Жена столяра Матвея Гринмана, которую он при народе величал Басей Наумовной, а наедине с грубоватой лаской звал просто старая, задумала приобрести поросенка. Страсть держать в хозяйстве живность засела в ней с тех самых лет, когда она, еще молодая, вместе со всей семьей — отцом, матерью да девятью братьями и сестрами — работала на земле. Это было в Крыму, близ Джанкоя.
Бася Наумовна шныряла по всему базару, металась между торговыми рядами… Нелегко ей угодить. Сами судите: тот дорог, этот беспородный, третий вроде и по цене подходит, и породой вышел, да уж больно худ. Вот тут кто-то и надоумил ее съездить в Ставищи. Колхоз-де продает. Лучше, говорят, не сыщешь нигде. И дешево, и выгодно.
На подъем Бася Наумовна была уже, увы, тяжеловата. Путешествие бог весть куда пугало бедную женщину. Подумала-подумала, да и перепоручила она это дело мужу. Вместе с деньгами Матвею, само собой, были даны и строжайшие инструкции.
Поездка та долго откладывалась, никак не удавалось заполучить отпуск. Тормозил начальник цеха. У того каждый раз находилось для Матвея какое-то спешное задание. Но однажды он сам взял да и подошел к мастеру.
— Собирайся, — бросил тот. — В деревню строители едут. Прихватят тебя. Обратись к технику. Живо.
Мебельный комбинат, где столярничал Матвей, строил в тех самых Ставищах птицеферму. Шефский подарок фабрики. Кое-что сделал для новостройки и Матвей: связал оконные рамы, дверные полотна сколотил. Было дело. Было, да забылось. С верстака долой — из головы вон. Об этом и напомнил техник-смотритель.
В грузовик набилась бригада плотников. Матвей успел сбегать домой, к своей Басе Наумовне, и вовремя вернуться. Тяжело дыша, он подошел к кабине.
— Мое почтение гвардейцу! — бойко окликнул техник. — Узнаю! Как же! Спасибо за окна-двери. В помощь нам? Милости просим.
Матвей нахмурился, зажал крепко под мышкой мешок, впопыхах сунутый ему женой, обронил:
— Я к вам не касаемый. Вы — особо. Я — сам по себе.
— Пассажир, значит? — усмехнулся техник. — И такое бывает.
Выехали в поле — и остановились: на обочине дороги стояли женщины, нагруженные котомками, корзинами, ведрами. Их было человек десять. Перекрикиваясь, они дружно замахали руками, платками, сумками. Техник, наполовину высунувшись из кабины, с интересом наблюдал, как те, задирая юбки, перебирались через борт кузова. Матвею показалось, что тому в сутолоке удалось ущипнуть зазевавшуюся молодуху. Все это проделывалось с хохотом, визгом, перебранкой.
— По полтинничку, подруги! — весело предупреждал техник.
Не проехали и двадцати минут, как машину резко качнуло, подбросило вверх, мотор принялся кашлять, отплевываться, пока не захлебнулся вовсе. Стало тихо. Остро запахло бензином.
— Слезай, приехали! — грустно пошутил кто-то из молодых.
Шофер, похоже, безуспешно нажимал на стартер. Из-под капота доносились звуки, словно куры закудахтали. Но двигатель не заводился. Водитель вылез из кабины, поднял капот, завозился внутри мотора.
Первыми спустились на землю плотники, женщины остались в кузове.
— Потерпите, лапушки, потерпите, дорогуши, — улещивал их техник. — Айн момент.
Но и его терпению пришел конец.
— Протух, — подытожил он, презрительно покосившись на шофера. — Может ему кто-нибудь помочь? Эй, народ! Ну а если нет, так ножками пойдем. — И зло добавил сквозь зубы: — Наладит, догонит. А не наладит, пусть загорает…
Матвей смотрел на техника с тоской и некоторым недоумением. Чего добивается? Что человеку надо? А тот говорил и говорил, и трудно было понять: ругается он, шутит или оправдывается…
— Ведь как руки устроены? Куда загребают? К себе! Не от себя! Думаешь, случайно? — обратился техник к Матвею.
До Ставищ отшагали порядочно. Матвей устал. Поравнялись с недостроенной фермой. Плотники, не дожидаясь приказа, принялись каждый за свое дело. Матвей смущенно присел на бревно, тут же рядом; решил малость отдохнуть, да и сам не заметил, как задремал, медленно съехав на траву. Разбудил его глухой стук. Он встал, поежился, с виноватой улыбкой попросил топор у мальчишки, обтесывавшего толстенную балку.