Когда Давид Исаевич поздно вечером получил приказ оставить свои обжитые позиции и срочно перебраться со всем своим хозяйством к Эльхотовским воротам, он несколько растерялся. Это его замешательство произошло не только из-за того, что не хотелось оставлять хорошо подготовленные окопы, ходы сообщений, огневые позиции. Давид Исаевич как-то сразу не мог понять, почему оставляют без артиллерийской поддержки такой большой плацдарм — берег Терека напротив станицы Галюгаевской. Ведь в этом месте были сосредоточены, по данным разведчиков его взвода управления, немалые силы фашистов. Он, Давид Исаевич, не мог понять, почему его батарею никто не сменяет. Но приказ есть приказ, и его надо выполнять.
К месту новой дислокации тащились всю ночь, прежде всего потому, что дорога была забита войсками. Тем не менее ко времени, указанному в приказе, Давид Исаевич со своим подразделением был на месте. В Эльхотове сосредоточилась большая часть десятой гвардейской бригады — бывшей авиадесантной, преобразованной в обычную пехотную бригаду с противотанковыми пушками и противотанковыми ружьями. На дальних подступах к Эльхотову заняли свои рубежи несколько артиллерийских полков резерва Главного командования, а две танковые бригады были готовы в нужную минуту предпринять контрнаступление.
Первый бой у Эльхотова батарея Давида Исаевича провела не лучшим образом. Батарейцы не успели еще как следует закрепиться, как налетели десятки вражеских бомбардировщиков, а внизу, в щели между горами, в Эльхотовской долине, показались немецкие танки. Разразился такой огонь, который даже Давиду Исаевичу не приходилось видеть.
Наши войска отбили и первую, и вторую, и третью атаки фашистов. Бой длился целый день. Немцы лезли и лезли, не понимая, что случилось. Впервые здесь, на северокавказском направлении, они получили столь решительный отпор.
Теперь, вспоминая тот первый день на передовой у Эльхотова, Давид Исаевич понимал, что главную роль в отражении натиска гитлеровцев сыграли знаменитые «катюши». Кто знает, как бы закончился тот бой, если бы не они.
Лишь после изнурительного дня непрерывных боев батарея Давида Исаевича получила возможность капитально укрепить свои позиции. Спали мало. Всю ночь работали почти без перерыва. Но утром Давид Исаевич уже стоял в узком окопчике своего наблюдательного пункта, слегка пригнувшись, возле знакомой своей стереотрубы, свежий, даже очень тщательно выбритый. Это был его принцип. Командира люди должны всегда видеть бодрым, энергичным, деятельным. Появляясь перед ними хмурый и вялый, ты, может, и не нарушаешь устава, но много теряешь в их глазах.
Туман осторожно поднимался над окопами, седой, с сизоватым, как дым махорки, оттенком, он клубился и набухал, словно начиненный дрожжами. Туман тянулся вверх, обнажая Терек, который здесь был шумный, но не такой глубокий и дикий, как у станицы Галюгаевская. Терек затаенно ворчал и шипел, швыряя свои волны на каменистые берега. Снизу тянуло холодом — горы есть горы.
Давид Исаевич думал, что фашисты не атакуют наши позиции потому, что им мешает туман. Хотя кто знает? Туман рассеется еще не скоро, и все же каждую минуту надо быть начеку. Давид Исаевич знал, что на той стороне, там, где сейчас затаился враг, тоже не спят, хотя внешне вражеский наблюдательный пункт выглядел очень мирно.
Из-под земли к Давиду Исаевичу доносились приглушенные рваные фразы, обрывки разговоров, из которых можно было понять, что там мечтают о завтраке, который должны скоро принести на наблюдательный пункт. Давид Исаевич не думал об этом. Он шпынял себя за то, что ночью, подготавливая батарею к новым боям, он не смог присутствовать при похоронах павших… Между прочим, среди погибших был один из братьев Остапенко, известных в бригаде своими подвигами. Эти солдаты своими противотанковыми ружьями уничтожили полтора десятка вражеских танков. Братья были близнецами и так походили друг на друга, что, наверное, мать родная не могла их различить. Одного звали Дмитрием, другого — Иваном. Дмитрий был убит. Но в ходе боя Давид Исаевич не сразу узнал, кто из братьев погиб, и, увидев издали Остапенко, воскликнул: «Слава богу, что ты жив, Дмитрий. Понимаешь, мне сказали, что тебя уж нет в живых». На это бронебойщик хрипло отозвался: «Я — Иван. Вас правильно информировали». Этот свой промах Давид Исаевич не мог себе простить до сих пор. Вот так-то обознался, перепутал…