Андрей, соглашаясь, махнул рукой:
— Ну, держись, батя…
На том и порешили. Только в протоколе участкового комитета записали для пущей важности и для отписки, что почетный шахтер Федор Кузьмич Зыков взял на поруки своего сына и вызвался научить его настоящей шахтерской работе.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Снова наступили в зыковской семье мирные дни. Правда, это были не те мирные дни, что раньше. Например, для Дарьи Ивановны.
В былое время весной на первое солнце высеивала она помидорную рассаду и ждала с нетерпением, когда затянет корытце зеленая поросль, а выждав, хвастала Федору Кузьмичу:
— Нонче хорошие помидоры будут, лучше, чем у Расстатурихи.
Федор Кузьмич поднимал шторы, обегал глазами корытце на подоконнике и отвечал с нарочитой пасмурью:
— Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь…
— И прыгать неча, — настаивала Дарья Ивановна, — что я, не вижу? Вон какие шикенькие проклюнулись.
Вечерами подолгу она рядилась с Нюськой, что где посадить, и уж видела зеленый богатый огород, заплот, густо затянутый плющом, тенистую чилигу, а ложась спать, надоедала Федору Кузьмичу, чтобы одно сделал, другое, водопровод наладил к лету, а то не ближний свет воду из колонки таскать. И вдруг спохватилась:
— Отец, лопаты заготовь, наточи. А то у тебя вечно: как на охоту, так собак кормить…
С весной одолевал Дарью Ивановну рабочий зуд. Она вымачивала для пробы огуречные семена, перебирала в погребе картофель, сама строила парник, носила от соседей назем и каждый вечер за ужином говорила Нюське:
— Завтрашний день, если погода удастся, рамы выставлять будем.
— Девок простудишь, — остерегал Андрей.
— Ничего с твоими девками не будет… Я всю зиму по снегу бегаю — приучай, чтобы в бабку были: никакая холера не случится…
Нынешней весной хлопотать стало не о чем: все равно уезжать, а шахтоуправление на Отводах всякие посадки запретило, и Дарья Ивановна мучилась от безделья. Сварив еду, уходила к Марье Антоновне. Бабенки усаживались на теплое крыльцо и рассуждали.
— Избенку бы где купить, — говорила Дарья Ивановна, — не хочется в каменные хоромы…
— Всегда вы, мама, поперек судите, — возражала сноха. — Это чем же каменная квартира вам не нравится?
— Скукотища… Ни огорода, ни двора…
— Неправильно вы рассуждаете, мама. Вы привыкли — абы как. Лишь бы в земле ковыряться. А в каменном доме чище, всякий порядок соблюдается. Мы недавно книжку читали с Ильей, там вообще сказано, чтобы большие дома строились. Чтобы с одной шахты, например, в одном большом доме жили. Как раньше… Вы же помните? Раньше улицы были Кожевенная, Купеческая… Все одного звания в одном месте.
— Ух, ты какие года взяла… От тех годов и след простыл.
— Я к примеру сказала.
В другой раз они судачили заодно.
— Всем мужики — люди ничего, — говорила Марья Антоновна, — но бестолочи…
— А думаешь нет? — Дарья Ивановна громко и протяжно ойкала. — Я как на своего посмотрю — с ума сходит…
— А Илюшка-то без меня? Шагу ступить не может. На прошлой неделе приходит старуха Опенкина и говорит: «Пошто не дозволяют огород сажать? Мне лечь и помирать, что ли?» Он и ответить не может.
— Нет, отец-то наш на разговор бойкий. Илюшка в меня пошел. Это я недавно крикушей стала, а раньше-то, в девках, сроду, бывало, слова не добьешься. Илюшка в меня, тихий.
Но особенно по душе обеим был разговор об Ирине.
— Нет, не приходит, — отвечала на вопрос снохи Дарья Ивановна. — Давечь встрела — на машине едут, не остановились.
— Смотри-ка что, — удивлялась Марья Антоновна и притворно охала.
— Бог с имя, — говорила Дарья Ивановна. — Нам их не осуждать… Сошлися, и слава богу…
— Чего говорить… А то ведь что получалось? Володька-то ходит сам не свой.
— О Володьке ли разговор. Женится и притихнет… Они, мужики-то, до свадьбы неугомонные.
Солнце светило жарко, и земля парила на огородных проталинах. Перекликались петухи, разрывая навозные грядки. От потемневшего грузного снега доносился прохладный и свежий запах. На сараях и крышах лежали кошки и лениво следили за скворцами.
Случалось, подходил к женщинам Петька Воробьев:
— Тетя Дарья, как голубцы приготовить? Все картошка да картошка. Хочу братанов голубцами накормить.
Или как на прошлой неделе:
— Тетя Дарья, помогите братану рубаху скроить. Пока на больничном, сшить надо.
— Ой, Петенька, сиротинушка моя, — поднималась Дарья Ивановна. — И все ты хлопочешь, все хлопочешь…