Этот тип, как обычно, пьяный в хлам, шлепнул Надю по заднице и предложил согреть ему постель. За что, конечно же, был вызван на дуэль. Принимая вызов, вроде как, по пьяни, оговорил условия — бой в течение полутора часов, магией и сталью, без подмен и до смерти одного из противников. А уже через тридцать пять минут вышел на арену абсолютно трезвым, продавил защиту Богатыря всего за пятьдесят четыре секунды и, фактически, убил. После чего проигнорировал требование судьи пройти проверку на наличие запрещенных артефактов, ушел под пелену теневика и скрылся в неизвестном направлении. А теперь слушай еще внимательнее: в это же самое время настоящий Антон Григорьевич Щербинин пьянствовал в яхт-клубе на побережье Лазурного моря, умения, которые во время боя применила Недотрога, были на восемьдесят с лишним процентов слабее, чем обычно, и Ксения Станиславовна, забравшая ее в свою клинику, нашла в крови раненой мельчайшую аструмовую пыль!
— Это Призрак! — уверенно заявила Света. А после того, как я развернулся к ней всем корпусом и вопросительно выгнул бровь, мрачно добавила: — Один из самых известных наемных убийц Империи, о котором известно только то, он то ли Богатырь, то ли Князь, меняет «личины» с помощью высокоранговой лепки, каким-то образом ослабляет будущую жертву, продавливает ее защиту, всегда убивает ударом воздушного лезвия в сердце и покидает место боя под пеленой теневика.
— Следователь, занимающийся этим делом, пришел к точно такому же выводу… — вздохнула Иришка. — А во время разговора тет-а-тет посоветовал Валерию Константиновичу не льстить себя надеждой на воздаяние, так как эта тварь неуловима.
— Ему так кажется… — холодно процедил я, на время задвинул мысли о возможностях Дайны куда подальше и спросил, что с Надеждой.
— По уверениям Ксении Станиславовны, к концу месяца будет в полном поря— …
— К концу месяца? — ошалело переспросил я. — Находясь в руках целителя второго ранга⁈
— Игнат, ты забыл про аструмовую пыль… — угрюмо напомнила Ира. — А она нещадно «режет» любые целительские воздействия. Скажу больше: я до сих пор не понимаю, как дежурный целитель дуэльной арены смог удержать Надю до приезда Веретенниковой, и каким образом Ксения Станиславовна срастила разорванное сердце!
Я скрипнул зубами, набрал полные легкие воздуха, медленно выдохнул и озвучил «сделанный вывод»:
— Нам надо в Новомосковск. И чем быстрее — тем лучше. Так что я звоню государыне…
…Воронецкая ответила на вызов секунд через пятнадцать, попросила чуть-чуть подождать и, судя по изменениям звукового фона, перешла в другое помещение. А там снова поднесла трубку к уху и спросила, знаю ли я о попытке убийства Надежды Олеговны.
Врать личности, способной получить детализацию звонков всех наших телефонов, было бы идиотизмом, поэтому я сказал правду:
— Да, Людмила Евгеньевна, знаю — только что разговаривал с подругой семьи.
— Вы сейчас в «Лугах», верно?
— Верно.
— Тогда езжайте в «Нелидово»: там вас ждет «Антей».
— Кстати, со вчерашнего вечера… — уточнила Дайна, и на миг сбила меня с мысли. Впрочем, ненадолго:
— Спасибо, Людмила Евгеньевна. Буду должен.
— Не юродствуйте, Игнат Данилович! — фыркнула она и заявила, что должна нам на пару порядков больше.
Я дождался первой же паузы в ее монологе и перевел разговор в более комфортную колею:
— Кстати, мы выполнили ваш заказ. Можем завезти во дворец по дороге в клинику Ксении Станиславовны.
— Весь? — недоверчиво спросила Императрица, выслушала односложный ответ, судя по последовавшей за ним паузе, выпала в осадок, и очередной раз продемонстрировала умение думать не только о себе-любимой: — Нет, заезжать во дворец не надо — даже с учетом того, что сегодня воскресенье, вы потеряете впустую как минимум час. Что испортит вам настроение еще больше. Поэтому сделаем так: сразу после вылета из «Нелидово» пришлите мне сообщение, и я приеду на аэродром сама…
И ведь действительно приехала. Причем не с опозданием, а заранее. И, конечно же, зарулила на летное поле. Так что мы, съехав по рампе «Антея», обнаружили на одиннадцати часах знакомый кортеж, подкатили к лимузинам и остановились рядом с тем, возле которого изображал памятник самому себе Николай Борисович Северцев.