Она улыбнулась, давая понять, что с нотациями временно покончено, затем открыла сумочку и достала конверт, на котором моей рукой был написан ее адрес.
– Вот. Хочу отдать, пока не забыла.
– А, да. Точно.
Я взял у нее конверт и подержал в руках. Письмо из прошлой жизни.
– Ты сказал, тут страховка.
– Да.
– Твой отец всегда говорил, что у тебя хорошие мозги в дурной голове.
– Спасибо, мам.
Я спрятал конверт во внутренний карман и поднял голову: мать улыбалась, глядя на меня через стол.
– У меня для тебя подарок. – Она достала из пакета три пары синих носков. – Я подумала, они тебе понравятся.
– Спасибо. – Я взял носки и с интересом узнал, что в них 80 % шерсти и 20 % синтетики. – Здорово.
– Купила на распродаже в «Асде». Как у тебя с трусами?
– Отлично.
– Я хотела купить, но вспомнила, что последние тебе не понравились. – Я смутно представил стариковские трусы с гульфиком, в которых стыдно выйти на люди. – Еще я привезла тебе это. – Она протянула голубую рубашку, завернутую в хрустящий пакет. – Я покупала ее отцу, но он так ни разу и не надел.
Такая рубашка хорошо смотрится с ширпотребом из «Слейтерс», незаменимая вещь для конторских служащих, я такую никогда не надену.
– Она, наверное, немного великовата, но ты можешь носить ее под джемпер.
Я взял рубашку и разгладил целлофановую упаковку.
– Да, как раз для такой погоды.
– Я так и подумала. Чтобы не простудиться.
Мы помолчали. Никто из нас не притронулся к кофе.
– Я купила ее отцу на свадьбу Лорны, но он до нее не дожил. – Я опустил голову. Каждый раз, когда что-то случается, мама вспоминает о смерти отца, словно убеждая себя, что худшее уже произошло.
Кофе стал покрываться пленкой, и мама вяло его помешала.
– Два фунта за чашку, а мы даже не попробовали. – Я взял чашку и сделал глоток. – Я хотела похоронить его в ней, но потом одела во все белое. Не знаю почему, ему всегда шел голубой, просто белый больше подходит для похорон.
– Мам, проехали, я буду носить ее с джемпером.
– Хорошо. – Она положила ложку и посмотрела мне в лицо. – Или лучше оставь ее в пакете до собственных похорон.
– Ты о чем?
– Посмотри на себя, сынок.
– Я в норме.
– Не похоже.
– Тем не менее.
Я выпрямил спину в надежде, что ровная осанка придаст убедительности словам. Но я знал, что она имеет в виду. Я смотрел в зеркало перед уходом: лицо опухшее со вчерашней ночи, кожа бледная после долгих дней взаперти, щеки отвисли еще больше со времени моей поездки в Берлин.
– Зачем ты здесь, Уильям?
– Хороший вопрос.
Она смотрела сурово, как в детстве, когда хотела выведать правду.
– У тебя неприятности?
Мне вдруг захотелось ей все рассказать. Я чуть не рассмеялся. Это как внезапное желание сунуть палец в розетку или прыгнуть под поезд в метро. Смертельно опасно, но соблазнительно. Я пригубил кофе и посмотрел ей в глаза:
– Конечно нет.
Уловка со взглядом никогда не работала.
Ты ведь не связался с наркотиками? Отец всегда переживал, что ты пошел в шоу-бизнес. Я говорила, ты Умный мальчик, но он твердил, что от наркотиков ум не спасает. Взять хотя бы Элвиса.
Мать смеялась над отцом, но в то же время соглашалась с ним.
– Наркотики ни при чем, мам, честно.
– Честно?
Она сделала глоток кофе в ожидании, что я развею ее сомнения.
– Честно. – Я пытался скрыть раздражение. – В моем деле мозги нужны чистые.
– Да, наверное.
– Как Бобби?
Ее лицо прояснилось.
– Красавец. Сын миссис Коуэн гуляет с ним после школы.
– Не знал, что собаки теперь учатся в школах.
Шутка убогая, но она польстила мне, засмеявшись.
– Ты знаешь, о чем я. Хотя, поверь мне на слово, он не глупее многих людей.
– Уж куда умнее сыночка миссис Коуэн.
– Не будь таким злым, Уильям. Он нормально учится.
– Хорошо.
Я потягивал кофе, радуясь, что мы перешли на нейтральные темы. Рано радовался. Усыпив бдительность, она нанесла удар:
– Женщина?
Я ответил ровно:
– Была женщина, мам, больше нет.
Она улыбнулась. Любовь – достойная неприятность.
* * *Мы вышли из «Старбакса» и пошли по городу. Мама хотела увидеть мою квартиру. Я соврал, что у меня ремонт, и обещал пригласить в гости позже. Она спросила, каких цветов будут стены, и я назвал первые попавшиеся. Она только покачала головой. Мы забрели в «Маркс и Спенсер», она попричитала над ценами и попыталась залатать мои раны с помощью уцененного свитера.
– Мам, это не мой стиль.
– Ты уже стар для стиля, сынок. Пощупай, хорошая шерсть.
– Я никогда в жизни такое не надену.
Она неохотно отпустила протянутый мне рукав свитера.