– Здоровый педик, – пробормотал я, и Улла обернулась:
– Что?
– Ничего.
Она объяснила, где найти плотника, и пошла к Коле. Мои глаза невольно уставились на ее туго обтянутый джинсами упругий зад. Какие бы испытания ни готовила мне судьба, чувство прекрасного всегда при мне. Уж этого не отнимешь. Я поднял взгляд, увидел качка, помахал рукой, не ожидая ответа, и отправился искать плотника. Надеюсь, стероидные фрицы и мое неумелое обращение с женщинами останутся единственными проблемами.
Плотник когда-то работал в Ньюкасле и жаждал поболтать по-английски. Я объяснил, что мне нужно, он посмотрел мои эскизы, задал пару вопросов, кивая на каждый ответ. Мы договорились о цене, включив стоимость отделки, и он пообещал, что к началу следующей недели все будет готово.
У меня есть Сильви – маленькая и гибкая, симпатичная, смешная и умная. Вместе мы поставим город на уши. Что касается остального, я не имею к этому отношения. Я останусь здесь, отработаю контракт, а проблемы буду решать по мере поступления.
* * *Я смял банку, бросил ее под скамейку, открыл следующую и сделал большой глоток. Серая река приобрела стальной оттенок, на тон светлее мрачного неба, на тон темнее унылых бетонированных дорожек. Единственным цветным пятном болталась у берега пустая винная бутылка с ядовито-желтой этикеткой. Запахло сыростью. Будет дождь.
Решать проблемы по мере поступления – дурацкая стратегия. Теперь-то я знаю, что их лучше предупредить. По крайней мере, можно рассчитывать на эффект неожиданности.
На берегу стало холодно. Удивляюсь, как люди могут спать под мостом в такую погоду. Быть может, их кожа зеленеет и разлагается, а тело всерьез принимает эту репетицию смерти?
Часы в городе пробили три. Четыре банки сделали свое дело, пятая должна довести меня до кондиции. Ноги налились свинцом, как и всё вокруг. Я встряхнулся, чтобы разогнать кровь, и пошел обратно по своим же следам, допивая последнюю банку.
Куча лохмотьев, которой я отдал пиво, все так же гнездилась под каменной опорой моста. Я остановился, прислушиваясь к бормотанию мудрости. Но если она и говорила, слова потонули в шуме вечерних пробок.
К черту. Исповедь очищает душу, и я нашел того, кому могу рассказать все, не боясь упрека и осуждения. Я разделю со старым Королем дороги свое бесценное сокровище – последнюю банку пива. Я расскажу ему свою историю, и, может, он поделится своей.
Я присел рядом с его лежанкой.
Я стану некоронованным принцем отбросов. Он завещает мне свои язвы, шрамы и иссохшую кожу и вшей, гнездящихся в его бороде. Я узнаю, что такое чесотка. Я буду самым чесоточным из всех чесоточных бродяг, что пугают школьников и барабанят в окна ресторанов. Вонь под мостом стояла страшная, но выпивка и холод заложили мне нос, и я не обращал на запах внимания.
– Привет, приятель, как дела? – Куча не шевельнулась, но из-под одеяла торчал нимб из наэлектризованных волос. – У меня тут пивка немного есть, не хочешь?
Куча не шевельнулась. Холод зверский, но опора хотя бы защищает от ветра. Начался дождь.
– Хорошее местечко ты себе нашел. – Старик молчал. – Не в настроении трепаться? Ладно, понял.
Я сел, обхватив колени.
– Не возражаешь, если я тут посижу? – Я сделал глоток из банки. Если он спит, мне больше достанется. – Просто скажи, если против, и я тут же свалю.
Мне показалось, он шевельнулся, но, может, просто случайный ветер пробрался в укрытие и растрепал его волосы.
– Ты – это я. – Я пытался подобрать слова. – Ты то, чем я стану. Но то, что ты – это я, не значит, что я – это ты. – Я приложился к банке. – У тебя наверняка своя история падения. Надеюсь, не такая страшная, как моя. – Я засмеялся. – Господи боже, какую историю я могу рассказать.
Дождь усилился. Под мостом оказалось теплее, чем я думал. Эти старые алкаши и правда многое знают о жизни. Банка почти опустела. Скоро пора двигать, возвращаться в реальный мир машин и пробок, завалиться в бар и выпить пару прощальных кружек. Конечно, под мостом куда уютнее, ни дождя тебе, ни ветра. Я закрыл глаза. Задержусь-ка я здесь ненадолго. Я слушал крики чаек и равномерный гул машин. Я даже почти поверил, что нахожусь на море. Потом закрыл глаза и погрузился в тепло и мрак.
* * *Я проснулся от света. Обжигающий кокаиново-белый свет раскрыл мои веки и тут же заставил захлопнуть. В сиянии стоял человек.
– Поднимайся, тут нельзя спать. – Голос его звучал сурово, но с усталой формальностью, так что суровость казалась наигранной.
Я отшатнулся, закрывая лицо руками, будто скомпрометированный банкир от назойливой прессы. В луче яркого света я разглядел полицейского. Я поправил перекосившиеся очки и прошептал: