— Не можешь что? Что ты имеешь в виду?
— Не могу все… Это неправильно, я не должна находиться здесь.
— А где же ты должна находиться? — Он ставит банку на стол и с умоляющим взглядом берет Клэр за обе руки. — Клэр, это же я. И всегда был я.
И потому, что она хочет верить ему, она целует его в ответ. Потому, что, если она даст ему все, чего он хочет, он, возможно, освободит ее. Или потому, что поцелуй поможет ей перестать чувствовать себя так ужасно, будто она вот-вот расплачется. Через несколько минут они уже сидят на диване, и его руки ласкают ее под одеждой. И она уговаривает себя остановиться, потому что поступает неправильно. Она не может заниматься сексом с мужчиной, который держит ее в заточении. Но не останавливается; просто она так благодарна, что с ней, наконец, происходит хоть что-то, делающее этот день отличным от всех остальных. И пока он скармливает своим голодным рукам все ее тело, Клэр чувствует себя так же, как и раньше, и именно там, где ей хочется находиться.
Он сидит на корточках, для равновесия опираясь одной рукой о пол. Клэр достала все полароидные снимки, которые он выбросил, и приколола на стену. Они следуют вдоль плинтуса друг за другом, с понедельника по пятницу. Он с удивлением понимает, что помнит, как делал каждый из этих снимков. Вот она пьет из желтой кружки, это было в четверг. В тот день он проводил уроки в старших классах; он помнит, как смотрел на ее фотографию, пока ученики составляли диалоги по ролям. А тут она получилась в профиль: как раз в тот момент, когда он делал снимок, из кофейника на плите пошел пар, и она обернулась, проверяя, что он не залил огонь. Он с радостью предвкушает новые фотографии, которые последуют за теми, что уже здесь.
Он встает и идет к сейфу, чтобы забрать телефон и ключ. На работу идти не хочется; теперь он никогда не хочет уходить, с тех пор как она вернулась к нему. Ее тело каждый день являет что-то новое, и он не может насытиться им. Он все еще удивляется каждый раз, когда она подпускает его к себе, каждый раз, когда впускает в себя. Он берет с полки фотоаппарат «Полароид». Она еще спит, но ему нужна свежая фотография.
Обычно он будит ее, и она, сонная, с затуманенным взглядом, смотрит в объектив, но сегодня утром, включив лампу, он ложится рядом с Клэр на кровать и, поймав в объектив оба их лица, делает снимок. Она не просыпается. Он стоит у кровати, размахивая квадратным листком, дожидаясь, пока фотография проявляется. Снимок получился темный, и один глаз Клэр затерялся в подушке, но все равно это безошибочно ее снимок. Он убирает фотографию в карман и стягивает простыню в ноги. Она спит на боку, одно колено подтянуто к груди, другая нога отставлена, будто она находится в прыжке. По бедру тянутся красные линии, и он, наклонившись, старается рассмотреть их получше. Когда они снова начали спать вместе, никаких линий не было. Он в этом уверен: он изучил каждый миллиметр ее тела, все, что пропустил. Линии появились совсем недавно, прямые порезы на обеих ногах, скользящие по поверхности ее кожи, но достаточно глубокие, чтобы выступила кровь.
Он не знает, как их понимать. Однажды он упомянул о них, и она ответила, что это царапины от ее ногтей, что во сне у нее возникает зуд. Он не поверил, но так и не смог придумать, откуда еще они могли взяться. Несомненно, они сделаны намеренно. Их всего пять, и все разной длины. Почему-то он чувствует, что ответственность за появление этих царапин лежит на нем, каким бы нелепым ни казалось это предположение: она сама нанесла их себе. Он протягивает руку, хочет коснуться их, но не касается. Знает, каково им, этим самозванцам, не принадлежащим ее коже. Неужели она уродует себя, чтобы стать непривлекательной для него? Он накрывает ее простыней и выключает лампу.
Клэр — совсем не тот человек, каким она думала, что станет. Она не является своим истинным «я», она стала другим существом. Сумка с фотоаппаратом в углу комнаты напоминает ей, какой она была раньше: ответственной и уверенной в себе. Завоевывала мир и ставила новые задачи. Теперь она проводит все дни в квартире, одетая в футболку, от которой пахнет этим новым «я», поношенные трусики и шерстяные носки. Зачем надевать больше одежды только для того, чтобы снова снимать ее? Она включает обогреватель и выполняет прыжки «звезда», чтобы согреться, забивается под одеяло на диване или сидит на полу, прислонившись спиной к радиатору. Интересно, если долго сидеть около него, спекутся ли ее внутренности?
Сколько времени прошло с тех пор, как он запер дверь? Сколько времени прошло с тех пор, как она перестала молчать? Она прикладывает все старания, практикуя свой подход мягкой силы. «Не упоминай о войне, — повторяет она себе, каждый день дожидаясь его в квартире. — Не упоминай о запертой двери».