— Снимай одежду, — говорит он.
— Не буду.
Он удивленно смотрит на нее. Она какая-то самостоятельная. Проще же сделать, как он просит, и забыть. И сколько он хочет за это? Ей нужна мера: какая валюта здесь у них в ходу?
— Клэр, ну же! — Он смеется. Он смеется над ней. Похоже, он не верит в ее нежелание.
Она чувствует, как по лицу расползается уродливая ухмылка.
— Ты уже видел все, что может предложить мое тело. — На мгновение она замолкает. — И не только ты.
Она сама не знает, зачем говорит это. Слышит свой голос, но он как будто принадлежит кому-то другому. В словах звучит неуверенность — она говорит по-английски так, словно этот язык для нее неродной. Она перестала употреблять сокращенные грамматические формы.
Он подходит к кровати. Наклоняется и снимает с нее простыни. Он связывает их и бросает на пол, и она не может сдержать улыбки. Пельё. Он всегда произносит их название как «пельё», рифмуя «белье» и «мое». Смысл не теряется, хотя это и неправильно. Он неправильный, и это доставляет ей удовольствие.
— Снимай одежду.
— Нет.
— Я не буду ждать.
Она знает, что будет. Он будет ждать. Он смотрит на нее в упор, но она не шевелится.
— Клэр. — Его нижняя губа выпячивается, как у разобиженного ребенка.
— Да пошел ты, Энди!
Это она сказала? Она не уверена. Ее бестелесный голос похож на голос радиоведущей. Она встает, пытается поймать его взгляд, но он упорно не смотрит на нее. Он поднимает руку и замирает. Его запястье не напряжено, и кисть руки поворачивается то туда, то сюда. Он собирается снова дать ей пощечину? Неужели именно это он и собирается сделать? Он держит кисти рук, вращая ими так, словно не может до конца поверить, что они принадлежат ему. А может, просто восхищается ими. Трудно сказать наверняка.
Ее щеки кажутся больше, чем все лицо. Прямо сейчас они — начало и конец любого смысла существования. Она ждет, что он даст ей пощечину, и, когда ничего не происходит, стягивает через голову футболку и позволяет трусикам упасть на пол. Она выходит из них и стоит, обнаженная, в ожидании. Щеки покалывает.
Когда он идет к ней, ей кажется, что все эмоции, которые она когда-либо переживала, вернулись. Тело улавливает вибрацию его шагов, низ живота напрягается в предвкушении. Он поднимает руку, и она вздрагивает. Теплой ладонью он обхватывает ее лицо и держит, изучающе рассматривая его.
Отпустив ее лицо, он наклоняется и поднимает с пола сброшенную одежду. Она садится на край кровати и ждет, что он опрокинет ее на спину. Он не опрокидывает. Она ложится на спину и ждет, что он опустится рядом с ней на колени. Он не опускается. Его шаги удаляются. Она слышит, как он складывает одежду в сумку и застегивает молнию:
— Я в прачечную. — И он выходит из комнаты.
Он никогда не ожидал, что познакомится с одержимостью. Ею страдают другие люди. Не такие сильные и всю жизнь плывущие по течению. Одержимость — нечто, за что цепляешься, когда обычного мира недостаточно. И вот он, и его мысли заняты ею. Тем, как она ходит, что все ее слова звучат как вопрос. И каково это — трахать ее. Удивительно, как много времени он тратит на такие размышления. Иногда он ловит себя на этих мыслях прямо во время полового акта, когда прямо под ним двигается ее тело, и он спрашивает себя: а вдруг это просто удивительно яркий сон наяву? Он так хорошо знает ее тело, как она выгибается, чтобы добраться до него, как неистово она удерживает его внутри себя. И он внезапно замечает, что ищет ответ на вопрос, как убедиться, что это не сон; ему хочется ущипнуть ее и посмотреть, проснется ли она. Когда он проводит руками по внутренней стороне ее бедер и его пальцы ощущают рубцы, он понимает, что она настоящая.
Эта одержимость сделала его никчемным. Он не способен полноценно думать о работе и о своих повседневных нуждах. Она лишила его всякой цели. Каждый миг на протяжении дня он сознает, что она ждет его. Ждет, когда он вернется домой. Чтобы отправиться в постель. Чтобы сидеть рядом с ней. Он чувствует, что каждая отдельно взятая минута наполнена его потребностью в ней. И ее потребностью в нем. Смотреть на нее, когда она свернулась калачиком на диване, положив голову на подлокотник. Смотреть на ее бледные ноги: они блестят на свету, и их цвет приглушается по краям, где кожа сливается с тенями. Смотреть на нее, как она вытягивает прядь волос, накручивает ее на палец и отпускает, а затем снова накручивает.
В тот день, когда он впервые увидел ее, он был одинок, и она тоже была одинока, и они оказались в одном и том же месте. Он вспоминает, как она стояла позади него в книжном магазине. Как они шли домой, держась за руки, а затем он буквально парил по квартире, пока готовил ей ужин. И теперь они никогда больше не будут одиноки на той же улице, в том же магазине, в любой квартире. Прошло несколько месяцев, и вот они так же хорошо знакомы друг с другом, как и со своим собственным отражением.