Она откидывается на спинку стула. Кусочки пазла свалены в кучу на краю стола, и возникает желание избавиться от них. Ножом она сгребает кусочки к себе, и они падают с края стола, как лемминги. Некоторые безжизненно падают в канавку, образованную ее сжатыми ногами, другие дождем сыплются на пол. Они невесомы, и она едва ли может утверждать, что они упали на нее. Она раздвигает ноги, позволяя кусочкам пазла упасть еще ниже. Она вдавливает нож в кожу около колена и ожидает услышать звук, с которым воздух будет выходить из нее, раздувая ее челку, когда пронесется мимо. Она воображает, что Энди приходит домой и находит на стуле только ее кожу, похожую на сдутый воздушный шарик.
Но воздух не выходит, только выступает яркая капля крови, которая становится все больше и больше, по мере того как она проталкивает нож вниз. Капля выглядит так, словно будет вечно сохранять свою сферическую форму, но затем она все же лопается, и вниз по бедру устремляется струйка крови. Клэр вытаскивает нож, и кровавая струйка усиливается. Она старается наносить прямые порезы: не хочет, чтобы новый порез пересекся с каким-нибудь из старых, уже привычных. Такое ощущение, что она наносит порезы на бумагу; боль пронзает тело и превращается в покалывание в кончиках пальцев. Нет, она лжет, это вообще ни на что не похоже. Кровь капает на кусочки пазла. Температура крови такая же, как и кожи. Возможно, она сама уже не тяжелая, но, по крайней мере, знает, что ей тепло.
Интересно, что произойдет, если… Но она останавливает себя. Энди, когда объясняет, не использует в формулировках «возможно» и «если», и ей хочется быть такой же определенной. Может, эта прямота и относится к области языка, но и в этом случае она бодрит, в сравнении с чересчур подробными и бессмысленными речами многих людей, которых она знает, включая себя. ( «Знала», — поправляет она себя. Людей, которых она знала.) Незаконченные предложения, неправильное употребление предлогов, существительные, лениво замаскированные под глаголы. Она жаждет полных предложений и развития повествования в заданном направлении.
Ее дни и ночи кажутся более реальными, чем когда-либо прежде. Здесь, в квартире Энди, она прямо сейчас проживает дистилляцию своей прежней жизни. Впервые живет в настоящем, потому что больше нет другого места, где она могла бы находиться. Ее прошлое и будущее для нее недосягаемы, она свободна от обязательств перед ними.
Клэр ждет, пока кровь свернется, с удивлением рассматривая, как она справляется с выходом в новый мир, а затем кладет нож на стол, подбирает с пола кусочки пазла и принимается выкладывать картинку.
Отныне, когда бы она ни доставала этот пазл, она достает и нож, он лежит на столе, пока она перемешивает кусочки. Они цепляются друг за друга, и она разъединяет их Она отбирает фрагменты, образующие край картинки, ищет четыре угла. В пазле присутствует вся палитра индиго и голубого, яркие оранжевые и желтые блики отражаются от поверхности кусочков. Со временем она обнаруживает, что на картинке изображен горизонт Сиднея, вид, который ей хорошо знаком, как полагал Энди, покупая этот пазл. Она догадалась по кусочкам, на которых изображены фрагменты парусов Оперного театра. Для таких моментов узнавания ей следует завести дневник. Для момента, когда какое-то место ощущается как дом, когда песня становится привычной, а любовник — знакомым, для моментов, которые больше не повторятся.
В месте, где кровь соприкасается с воздухом, порезы на поминают ей о том, каким образом ее тело все еще принадлежит ей самой. Энди, может, и главный, но он не видел, как тело наносит порезы. Она расхаживает по квартире полуодетая, с голыми ногами, и следит за каждым новым порезом, чтобы убедиться, что они заживают нормально. Перед его возвращением она натягивает джинсы, и он ничего не говорит ей, если ночью, в постели, чувствует под рукой эти линии порезов.
В тишине квартиры, пока она собирает пазл, ей достаточно глухих щелчков, с которыми картонные кусочки встают на место. Их края обтрепались. Перед приходом Энди она разбивает пазл и убирает его обратно в коробку. Она не хочет оставлять его на виду, чтобы он следил, как далеко она продвинулась, или вечером лениво перемешивал свободные кусочки. Но и собирать пазл до конца она тоже не хочет. Тогда чего же она хочет?
— Когда ты родился, мне было столько же лет, как тебе сейчас, — говорит ему отец.
Энди стоит на кухонном столе и снимает абажур, а отец на четвереньках ищет один из упавших винтиков. Последний винт никак не хочет откручиваться. Сколько бы Энди ни стучал по нему, стараясь высвободить абажур, винт держится крепко. Руки горят от усталости, и он не отвечает отцу.