Вечером в селении не осталось ни одной живой твари, а ополченцы и выжившие деревенские отмывали стены и полы от крови и выносили трупы за околицу. Завтра начнут рыть общую могилу. Деревня Озёрная отныне становится нашей временной базой.
Пара дней отдыха, и следом войско стало делать то, зачем сюда пришло: леса шерстили отряды разведчиков, захватывались ближайшие сёла, создавались охраняемые караваны беженцев, уходящие на более спокойные земли.
Многие крестьяне оставались: далеко идти страшно, особенно когда у тебя семья, а выловить все отряды благородных по лесам сложно. А тут вроде как под защитой солдат, да и урожай собран, главное зиму переждать, а там, глядишь, и уходить никуда не надо, да и может получится подрезать землю умерших или ушедших соседей.
Часть тех, кому уже нечего терять, вступали в ополчение, увеличивая нашу численность. Так что через месяц, когда подошёл свежий набор ополчения, мы покинули Озёрную и сдвинули основной штаб ещё на сотню километров восточнее.
Благородные сопротивлялись, старясь изматывать наши силы засадами, но всё равно сдавали поселения одно за другим — у нас слишком много винтовок. А там, со сдвигом всего фронта, им становилось всё сложнее партизанить, когда местное население не на твоей стороне. Да и холодная в нынешнем году зима не способствует шастанью по лесам.
К весне, когда опять появится растительность, планирую отодвинуть фронт намного дальше. Нужно в полной мере пользоваться преимуществами зимы и отбить как можно больше населённых пунктов.
Я как раз разбирал донесения разведчиков и письма из города, когда из очередного рейда вернулся Аяз.
— Смотри, что с трупа сняли!
С этими словами он положил на стол предо мной незнакомую модель винтовки. Тоже револьверную, но выглядящую довольно коряво относительно наших. Рядом с ней он высыпал на стол горсть патронов.
Пули явно калибром крупнее, чем у нас принято. Взяв один патрон, осторожно расшатал и вытащил из гильзы пулю, высыпав порох на лист передо мной. На донце пули виднелась капелька проводящей ману краски, и порох оказался, всё же, не наш. Хоть это радует.
— Много таких видели?
— Пока лишь эту. Бьёт сильно, но щит держит.
— Не было печали…
Я откинулся на спинку кресла, крутя в пальцах пулю, и задумался: неприятно, а с другой стороны, что оно меняет? Промышленную гонку они проигрывают, под нашим контролем сейчас большая часть острова и основные рудники. Мы производим столько стали, сколько аристократам и не снилось.
И их наивная попытка отступить в горы терпит крах. Да, нам оно стоит дорого. В горах воюет свыше семи тысяч наших воинов. «Высшие» постоянно пытаются туда отступить, но получают по зубам. Допросы редких пленных говорят о падении боевого духа аристократов. Как же, они так рассчитывали на то, что отойдут в горы. А в действительности оттуда приходится бежать на континент или готовить столицу к обороне. Кому что ближе и проще, но большинство бежит на континент, не рассчитывая, что столица устоит.
Город брать окажется очень тяжело: туда отступает часть благородных со всего острова, свозят зерно и запасы. А обычные горожане из города бегут, для них в нём нет места. Любой аристократ, которому приглянулась ветхая избушка в самом плохом районе города, без разговора зарежет его обитателя, чтобы разместить там свою семью.
Но при этом население столицы прибывает невиданными темпами. Благородных на островах сотни тысяч. И сейчас те, кто не уплывает, стремится в один-единственный город. Боюсь, взять его мы не сможем — столицу требуется сравнять с землёй.
Против нас выступит минимум тридцать тысяч человек, способных держать меч в руках. А если арбалет или винтовку, то и намного больше. Нет, они, конечно, могут собрать силы и попробовать дать нам бой в поле. С учётом их концентрации в одном месте, вопрос мобилизации сильно упростился. Вот только они проиграют, сила уже не на их стороне.
Встряхнувшись, я поднял взгляд от стола на Аяза. Пока я размышлял, самозваный ученик уснул, откинувшись на спинку кресла, начиная похрапывать.
— Иди отдыхай! — громко приказал, с усмешкой смотря, как вскинулся со сна парень.
В его глазах зажглось понимание, а потом он стремительно покраснел. А так как Аяз парень довольно лопоухий, я впервые получил возможность увидеть сакраментальное «покраснел до ушей».
— Извините, — не зная, куда деть взгляд, пробормотал юноша, вскакивая с кресла.
— Завтра вечером тренировка, не забудь, — посмеиваясь, отмахнулся я.
— Да, конечно!
Развернувшись, так и продолжая сгорать от стыда, он бросился из моего кабинета. А я с улыбкой выпил морсу и бросил взгляд на бумаги на столе, где лежало письмо от Фионы. Богиня писала, что они запустили домну и построили ещё один конвертер. Просила по возможности заехать, есть некоторые интересные эксперименты, возможно, у меня получится что то «придумать». Так она завуалированно написала, что требуются мои попытки что-то вспомнить. Но это не сегодня и не завтра. Сначала нужно осадить столицу, а там время появится.