Однако не было времени восхищаться собой. Потому что на нас со стен уже посыпались многочисленные заклинания и снаряды. Прямо рядом со мной упал один аресин с пробитой из баллисты грудью. И я не выдержал, выходя на связь, рискуя раскрыть группу:
— Локи! Вашу бабушку! Где вы там⁈
Сразу ответа не последовало, но через несколько секунд я услышал шёпот призрака:
— Уже почти. Идём к выходу. Дайте еще немного времени.
Ничего не оставалось, кроме как продолжать резню.
Аресины падали один за одним, сраженные магическими заклинаниями со стен. Но это лишь провоцировало в них ещё большую ярость. Поэтому тем рыцарям, которые не ушли за врата, приходилось несладко.
— Закрыть ворота! — Услышал я с той стороны.
Но кто-то не спешил выполнять команду, так как многие из рыцарей еще находились снаружи. Однако, через непродолжительное время решетка всё-таки опустилась, оставляя часть орденцев на растерзание монстрам.
Я не стал участвовать в этом избиении. Вместо этого я остановился и прикинул высоту стен. Моя ловкость сейчас была на высоте, а в сочетании с огромной силой в мышцах и [Сапогами неутомимого прыгуна] она наводила на одну безумную идею.
— Афеллио! Подкинь!
Жезлу не пришлось объяснять детали плана. Хотя, какой тут к чертям план? Меня вела лишь жажда резни. А где сейчас было самое сочное мясо не в консервах? Правильно. На стенах!
Старейшина аресинов сложил ладони лодочкой, подготавливая трамплин. Я оттолкнулся от него и благодаря дополнительному усилию монстра взлетел на высоту стены.
Находившихся там магов и стрелков обуяла паника, а меня лишь кровожадное ликование. Оба моих меча собирали жестокую жатву, не обращая внимания на редкие заклинания, которыми отстреливались те, кто сохранил самообладание.
— Деменс! Мы снаружи! Уходим! — Услышал я голос Локи.
Но я уже не обращал на него внимания. Сминаемые кости стали для меня музыкой войны. А фонтаны крови — её топливом. Из-за [Исступления] я уже мало что соображал, просто с невообразимой скоростью перемещаясь от одного врага к другому, сея смерть. А благодаря [Бесконечной резне] эта резня действительно могла стать бесконечной. Ожоги, раны, ссадины затягивались всё быстрее и быстрее. А кровавые брызги [Кислотной крови] заставляли всех вокруг падать на колени, корчась от боли.
Но ничто не может быть бесконечным. Даже резня.
Когда я раздавил ногой череп очередного стрелка вместе со шлемом, из ближайшей башни выбежал маг. Не из ордена хранителей. Потом, позже я вспомнил, что это был один из главных наставников школы разума.
Он скастовал заклинание, и камни, из которых состояла стена подо мной, заходили ходуном. Вырвавшись из своей кладки, они сформировали вокруг меня кокон, заточив меня в своеобразную темницу.
— Все назад! — услышал я с той стороны голос наставника.
И в этот момент меня пронзили десятки шипов, вырвавшиеся из камней.
Я почувствовал себя ежом наоборот. Это напомнило мне то, как меня пытался перемолоть Молох, но лишь отчасти. Боль в чреве Молоха была в сотню раз сильнее, поэтому эта импровизированная «железная дева» не смогла меня остановить. Её шипы тут же оплавились из-за моей крови, и я рубанул [Дробильщиком] по окружности.
Верхняя часть ловушки тут же слетела со стены, а я рванул вперёд, пытаясь достать мага.
Но наставник школы разума был не так прост.
Взмахом руки он призвал бешеный порыв ветра, прикрывая отступающих эбисальцев, и меня унесло прочь со стены.
Я ударился о землю, вновь радуясь своим «стальным» костям.
Жажда крови гнала меня снова вперед, и я привстал, пытаясь подняться. Но, кажется, тазобедренный сустав вышел из своего места.
Прежде чем я вставил его обратно, рядом со мной уже был старейшина аресинов.
– Деменс! Пора уходить! Ребята в безопасности и двигаются к пирамиде!
Но его слова будто проходили через слой воды, не доходя до моего разума. Я поднялся и, злобно скалясь, попытался вновь рвануть к стенам. Но в пониженной мудрости есть свои минусы. Я не успел понять сигнал амулета, возвещающий о внезапной атаке, и меня вырубил сильный удар в голову.
Глава 5
Откровения
— Может, хоть на плечо закинул бы его? — услышал я голос Мариса сквозь пелену.
Отвечал ему Афеллио:
— Не. Пусть помучается и подумает о своём поведении.