Вечером в последний раз искупалась вместе с дочерью в бассейне, поужинала в кухне с By Линем и А Ма Тан, тепло и вежливо поблагодарила их за все, что они для нее сделали.
— Полно, девочка, а как же иначе, — ответила домоправительница, — ты же жена нашего Стэнли.
Орланда не позволила себе расплакаться, только горько усмехнулась про себя. Да уж, жена…
Этой ночью она уложила Камиллу с собой, хотя та раскапризничалась. Ей понравилось спать в старой детской кроватке.
— Ну-ну, малышка, — уговаривала ее мать, — мы же не можем взять кроватку с собой, пора отвыкать от нее.
Утром, узнав об этом, А Ма Тан заявила:
— Незачем терзать крошку. Когда устроишься и сообщишь постоянный адрес, я вышлю ее тебе.
Она и By Линь проводили молодую женщину с ребенком до машины, помогли уложить багаж, расцеловали малышку и помахали рукой на прощание.
— Не забывай нас, девочка, и ты, Камилла, тоже, — сказала А Ма Тан.
— Обещаю, — заверила ее Орланда, зная, что будет помнить всю оставшуюся жизнь эти две недели неземного счастья.
Орланда плохо помнила сам перелет, и он показался ей бесконечно длинным. Когда самолет приземлился стюардесса открыла дверь и проводила Орланду и Камиллу к выходу.
Город встречал их сумерками и мелким, холодным дождем. Под стать настроению Орланды.
Молодая женщина спустилась по трапу… и замерла как вкопанная. Что это, галлюцинации начинаются? — мелькнуло у нее в голове.
Перед ней, широко улыбаясь, стоял Стэнли с огромным букетом роз. Он присмотрелся к ней, и улыбка сбежала с его губ.
— В чем дело? Почему такое распухшее лицо?
— Стэн? Стэнли, что ты здесь делаешь? — ошарашенно спросила Орланда.
— Как что? Тебя встречаю, конечно.
— Но ты же должен быть в Лондоне…
Он внимательно посмотрел на нее.
— Орланда, с тобой все в порядке? Ты… ты хорошо себя чувствуешь?
— Не важно, как я себя чувствую. Ответь, что ты делаешь в Сиднее! — настаивала она.
— Господи, Орланда, дорогая. Какой Сидней? — Стэнли внезапно все понял: и ее изумление, и почему у нее такое заплаканное лицо. — Ты что же, подумала, что я отослал тебя обратно в Австралию? Тебя, мою жену? Мою единственную, дорогую, любимую жену?
— Но… но… — Она все не решалась поверить. — Ты же сказал, что гонконгские каникулы закончились…
Он притянул ее вместе с Камиллой к себе, крепко обнял одной рукой — вторая по-прежнему была занята колючим букетом — и сказал:
— Верно. Каникулы в Гонконге закончились. Теперь для тебя начинается настоящая жизнь. Жизнь в Англии в единственно достойной тебя роли — моей жены.
— Но ты же сказал, что не хочешь, чтобы я по тебе страдала, — напомнила ему Орланда.
— Естественно! Ведь я хочу, чтобы ты была со мной счастлива! — Глаза Орланды снова наполнились слезами, и ему пришлось грубовато-шутливо добавить: — И кстати, не могу сказать, что ты отлично справляешься со своими новыми обязанностями. Вечером мы приглашены на прием к президенту «Первого национального банка», а у тебя красные глаза… Ну-ка, дочурка, скажи маме, чтобы не смела больше плакать.
Но слезы уже лились по щекам Орланды — слезы огромного, невероятного счастья.
КОНЕЦ