— Вы не можете быть настолько плохи.
Оливия глубоко вздохнула.
— Нет, могу. У меня полностью отсутствует координация движений. Пингвины танцуют лучше, чем я. Не заставляйте меня выставлять себя полной идиоткой.
— Держитесь за меня покрепче, и все будет в порядке.
А за какую часть тела лучше держаться? Держаться за какую угодно часть тела Адама казалось ей очень плохой идеей.
Что же с ней случилось? Ее тело никогда в жизни не реагировало так ни на одного мужчину.
Они стояли на этом треклятом танцполе, и Адам обнимал Оливию за талию, его пальцы словно прожигали тонкий шелк ее платья. Ее охватил жар; он был слишком близко… Его дыхание щекотало ставшую неожиданно очень чувствительной мочку уха.
— Тебе нужно расслабиться.
Как будто это было так легко!
Она видела, как Хелен, сидящая за столиком на краю танцпола, указывала на них фотографам.
— У тебя хорошо получается, — пробормотал он. — Но помоги мне еще немного. Попробуй обнять меня за шею.
Она последовала его указаниям и, покраснев, прижалась к его широкой груди. У нее перехватило дыхание, когда она увидела, что карие глаза Адама потемнели, а на шее у него забилась жилка. Она запустила пальцы ему в волосы, все еще не в состоянии нормально дышать.
Внезапно неумение танцевать перестало быть для нее главным поводом для беспокойства. Ее мозг начал отдавать команды. «Не раскатывай губу. Не покачивай бедрами. Не клади голову ему на грудь. Не прижимайся к нему слишком сильно».
Но было уже слишком поздно. Ее глаза закрылись. Ее тело двигалось, прижавшись к его. Ее бедра покачивались. Вожделели. И встретили ответную реакцию.
Оливия забыла, где находится. Кто она. Что она. Только то, что происходило сейчас, было важно. Музыка смолкла.
В ее душе медленно поднималось чувство стыда, она вспоминала, как буквально приклеилась к нему; они могли бы с таким же успехом заняться любовью прямо на танцполе.
Мгновение, растянувшееся в вечность, она ощущала под своей ладонью его учащенно бьющееся сердце и смотрела в его глаза, превратившиеся в расплавленную медь. Затем он моргнул, и теперь в его взгляде нельзя было прочитать ничего, кроме задумчивости.
— Это должно было помочь, — сказал он.
— Чему помочь?
— Развеять всяческие подозрения в голове у Хелен. И освободить меня от любых притязаний других женщин.
Ее охватило чувство унижения. Адам все это сыграл — продуманный спектакль ради того, чтобы убедить даже самых скептически настроенных репортеров. Но он не мог сыграть все. Ни за что на свете он не смог бы симулировать то, что происходило у него в брюках. Что все еще происходило в его брюках. Пока она все еще прижималась к нему.
Отступив назад, она посмотрела на него, ожидая ответов.
— Что ж, — сказал он весело. — Дай мне десять минут — и я весь твой.
— Весь ты мне не нужен.
— Тогда ты получишь любую часть, которую захочешь. Как тебе такой вариант?
Он шагнул к ней, и ее дыхание участилось.
— Я… — Ей было необходимо время, чтобы собраться с мыслями.
Но Оливия против воли шагнула ему навстречу и оказалась так близко, что не могла не заметить, как сильно он возбужден.
— Но как же гости? — вдруг опомнилась она.
— Для них тут бар с бесплатными напитками и куча еды. Они справятся.
— Но…
— Ш-ш-ш. — Адам прислонил палец к ее губам.
Оливия сглотнула, и остатки ее инстинкта самосохранения испарились в сверкающем хаосе бального зала. Она взяла его за руку и, не обращая внимания на бормотание гостей, вышла вместе с ним из помещения.
К ее удивлению, он продолжал удерживать ее руку в своей, пока они стремительно шагали через мраморное фойе к лифтам. Где-то на самых задворках сознания голос разума требовал ее внимания, требовал остановиться и не совершать глупость. Опустив глаза, она посмотрела на их сплетенные пальцы и вдруг подумала: «Будь что будет».
Двери лифта открылись, и он завел ее внутрь. Едва дождавшись, пока они закроются и обеспечат им полную защиту от чужих взглядов, он прижал ее к себе.
Глава 4
Где-то в глубине души Адам понимал, что это была плохая идея. Оливия Эванс представляла собой целую массу противоречий и к тому же была «охотницей за миллиардерами». Но сейчас ему было просто наплевать на все это. Все ее существо источало чистое желание. Он мог бы поклясться, что все, чего хочет Оливия, — это оказаться с ним в постели.
Мягкие изгибы ее тела волновали его, яблочный аромат, исходивший от нее, дурманил. Адам прислонился к стальной стене лифта, радуясь тому, что это был его персональный лифт. Не было никаких препятствий для того, чтобы попробовать на вкус эти чувственные губы, которые дразнили его весь вечер.