Наконец напряжение стало непереносимым и окончилось взрывом, от которого пошли многочисленные волны пульсирующего экстаза. Жар омыл и поглотил ее.
8
— Ты плакала? — спросил он.
Стефани почувствовала, что он приподнялся на локтях и смотрит на нее, но не открыла глаз. Ее руки все еще обвивали его шею, ноги были переплетены с его. Она чувствовала себя истощенной, почти бестелесной и не знала, сможет ли посмотреть ему в глаза. Она теряла голову в его объятиях, и это приводило ее в замешательство. Даже больше того, пугало. Никогда ничего подобного не происходило с ней раньше, и она боялась, не сделала ли она что-то неправильно. Даже несмотря на то что ощущения ее были изумительно чудесными…
— Милая, я не сделал тебе больно?
Тогда она взглянула на него, пораженная как вопросом, так и взволнованным тоном его низкого голоса. Она не знала, что его глаза могут быть такими нежными. Сердце у нее замерло, и она должна была прочистить горло, прежде чем сказать:
— Нет, ты не причинил мне боли.
Он откинул прядь волос с ее виска и ласково погладил там ее нежную кожу.
— Ты плакала, — сказал он снова.
Если бы она только плакала, подумала Стефани. Она не помнила, сколько раз умоляла его, но краска бросилась ей в лицо, и она отвела глаза.
— Я не знала, что мои чувства проявятся таким образом, — должна была признаться она, чтобы успокоить его. — Должно быть, поэтому я и плакала.
Энтони, казалось, колебался, на его лице промелькнуло выражение нерешительности. Затем он нежно поцеловал ее.
— Я знаю, о чем ты думала, когда я вернулся, но я не мог ждать. Ведь я уже так долго ждал. Даже теперь… я не хочу оставлять тебя.
Она сфокусировала взгляд на его подбородке, не в состоянии посмотреть ему в глаза. Свет лампы был ярким, и они лежали поверх покрывала, их обнаженные тела были переплетены. Она не испытывала физического дискомфорта, но… воспоминания о недавних диких мольбах и неистовой пылкой страсти совершенно смутили ее.
Ее собственное поведение было для нее тем более ошеломляющим, что оно невероятно отличалось от того, что было у нее с Льюисом. Он был одержим ею в течение первых месяцев их брака, он был нежен с ней и стремился доставить как можно больше удовольствия, даже если первым достигал чувственного удовлетворения. Но с Льюисом она никогда не теряла над собой контроль и никогда не испытывала в постели чего-то большего, чем слабое удовольствие. На этот раз ощущения были такими острыми, что граничили с безумием. Она отдавалась ему, как по требованию древнего инстинкта, всецело и с необыкновенной пылкостью. Правда, она любила Энтони так, как никого до сих пор, и Льюиса в том числе. Но осознание этого не уменьшало ее беспокойства. Безумная несдержанность заставляла ее чувствовать себя крайне беспомощной.
Нежные руки ласково легли на ее лицо. Она задержала дыхание и посмотрела в глаза Энтони.
Они слегка сузились и были так затуманены, что она не могла догадаться, о чем он думает.
И когда Энтони заговорил, его голос был низким, почти грубым, каким-то требовательным:
— Ты пытаешься спрятаться от меня. Яне позволю тебе этого, Стефани. Что случилось? Что не так?
Она не хотела отвечать, но отказывать ему в чем-либо было свыше ее сил, и она не могла даже отвести глаза в сторону, потому его взгляд не разрешал ей этого.
— Я не могла… себя сдержать, — прошептала она.
Энтони видел, как горит от смущения ее лицо, а глаза полны беспокойства и неуверенности. Вот почему она казалась такой далекой от него, несмотря на их физическую близость, она переживала из-за интенсивности своего отклика.
Он понял, что так оно и есть, и испытал чувство триумфа, зная теперь наверняка, что ни один другой мужчина не вызвал огня ее страсти. Но у него не было намерения позволить ей сдерживать себя. Он хотел уверить ее в том, что, что бы она ни чувствовала в его объятиях, что бы ни сказала или ни сделала, ничто не могло быть неправильным.
Он поцеловал ее в уголок дрожащих губ, и по движению его тела она почувствовала его возобновившееся желание.
— Ты знаешь, что ты со мной сделала? — прошептал он. — Ты свела меня с ума. Я люблю ощущения от прикосновения к твоему нежному и теплому телу и то, что наши тела так совершенно подходят друг другу. Я люблю твою страсть, твой неистовый, сладостный отклик на мои прикосновения.