— Поэтому ты и поступила так?
— Частично, да. Я не знала, что ты увидел во мне. Не понимала ни тебя, ни себя, и это пугало меня.
— А Харди? — В голосе Энтони появилась резкая нота. — Но почему именно он, Стефани?
Она беспомощно тряхнула головой.
— Тогда это казалось ясным. В нем не было сложности. Он весь был как на ладони, без секретов и загадок. Он казался мне более надежным.
— Ты не любила его.
Это был не вопрос, но, тем не менее, в его интонации слышалась вопросительная нота.
— Нет, но я думала, что смогу научиться любить его. Он… ничего не ждал от меня, Энтони. Я не знала, что ты видишь во мне, и боялась, что ты не найдешь того, чего хочешь. А он хотел любить меня такой, какой я была, и я подумала, что лучше быть любимой без всяких сложностей.
Он минуту помолчал, затем спросил ровным голосом:
— Что случилось потом?
— Если бы я была старше и умнее, то поняла бы, что такая любовь не может продолжаться долго и что мужчина, не обладающий глубиной чувств, способен лишь на мимолетные увлечения. Льюис был похож на ребенка с новой игрушкой. Он был увлечен мною, но не мог любить меня вечно. Он не мог любить меня даже долго.
— Кто попросил о разводе?
Она удивилась вопросу, но честно ответила на него.
— Я. Я была не столько обижена, сколько унижена своей собственной глупостью, когда узнала о его неверности. Между нами не было крупных ссор, я просто сказала, что ухожу.
— Он не оспорил развод?
— Он едва заметил его, так был увлечен новой игрушкой, которую пытался увести у одного мужа. Это поглощало все его внимание.
Она глубоко вздохнула, стараясь, чтобы ее голос был твердым.
— Мне жаль, что я руководствовалась эгоистичными побуждениями. Но я не хотела обидеть тебя, Энтони. Я только боялась.
После долгого молчания он сказал:
— Ты боялась меня настолько, что не могла сказать мне ничего из этого.
Беспокоясь, что он неправильно понимает ее, она сказала:
— Я не только боялась тебя, я благоговела перед тобой, но не чувствовала, что близка тебе.
— Тогда почему же, во имя Бога, ты сказала «да», когда я попросил тебя выйти за меня замуж? — потребовал он с неожиданным напором.
— Потому что была влюблена в тебя.
— Что?!
— Энтони, я не ожидала, что ты поймешь. Я и сама не понимаю. Я тогда была чертовски смущена твоим предложением. Я бредила тобой, как маленькая глупая девочка, в течение двух лет. Ты был героем моих мечтаний. Я понятия не имела, что ты хотел жениться на мне, до тех пор, пока ты не сказал этого. Потом я не знала, почему ты хотел меня.
— Я сказал, что люблю тебя, — ответил он грубо.
— Да, но… я не поверила этому. Не могла, хотя и хотела. Ты был всегда такой спокойный, вежливый, внимательный. Иногда я ловила на себе твой взгляд, но ты казался бесстрастным. Мои же чувства были неистовыми, но я никогда не замечала ничего подобного в тебе.
Он молчал.
Стефани глубоко вздохнула.
— Я сказала «да», потому что твое предложение было подобно осуществившейся мечте, и только позднее я начала сомневаться в реальности своей мечты. Я была уверена, что тебе нужна жена такая же уверенная в себе и искушенная в житейских делах, как ты, а я не была такой. Я думала, что одурачила тебя, что ты поверил, что я такая, какой притворяюсь. И мне было страшно вообразить, что будет, когда откроется правда.
— Какая правда? — потребовал Энтони почти резко.
Она почувствовала вдруг сильную усталость, и комната показалась ей холоднее, чем несколько минут назад.
— Я — настоящая. Всегда смущенная, неуверенная, испуганная. Как женщина, я не могла равняться с таким мужчиной, как ты, и знала это.
Он внезапно рванулся и схватил ее, и до того, как она могла сказать хоть слово, она обнаружила, что лежит на спине в постели, и Энтони склонился над ней.
— Просто для справки, — сказал он взволнованным голосом, — я не из золота, Стефани. Я не принц из волшебной сказки, и я чертовски уверен в том, что не являюсь более значительным, чем сама жизнь. Я такой же мужчина, как и все.
— Энтони…
— Это ты была одурачена, — продолжал он тем же взволнованным, безжалостным голосом. — В том, что касалось меня и тебя. Маска, которую ты носила, была почти прозрачной — любой видел сквозь нее, включая меня, робость, неуверенность, иногда страх. Но в тебе было что-то нежное, грациозное, ты была изысканно вежливой. Все видели также и это. Стефани, почему, ты думаешь, я обращался с тобой так бережно? Почему я разыгрывал из себя чертова джентльмена вместо того, чтобы схватить и унести тебя на плече, как мне хотелось. Если бы я считал тебя уверенной в себе светской женщиной, которую ты так старательно из себя разыгрывала, я бы женился на тебе сразу, едва ты встала со школьной скамьи, вместо того чтобы ждать более двух долгих лет, чтобы сделать тебе предложение.