А еще Иннокентию дали бумагу и карандаши и велели рисовать разные картинки,
или показывали ему другие картинки, на компьютере, а Иннокентий должен был
рассказывать, что он на этих картинках видит.
Когда у Иннокентия начал уже заплетаться язык, дядя с синими глазами сказал:
— Хватит вам уже, совсем парня замучили!
Незнакомая тетя недовольно обронила:
271
— Ну, хорошо, прервемся. Завтра продолжим. С недельку еще поработаем с
мальчиком, а потом нужно будет встретиться с его родителями, провести обследование по
месту жительства, а также… Ты иди, Сентябрь, иди!
Заведующий нахмурился и указал подбородком на дверь.
Иннокентий попрощался и вышел.
Во дворе он поискал Павлика на площадке их группы, не нашел, и обошел здание
садика.
Павлик вместе с Риточкой пристроились под окном заведующего. Завидев
Иннокентия, Павлик призывно помахал ему рукой, одновременно прикладывая палец к
губам, мол, тихо.
Иннокентий подошел и уселся на корточки рядом с Павликом.
У Павлика под глазом наливался синим здоровенный фингал, и правая щека была
расцарапана. А у Риточки распухла нижняя губа.
По случаю хорошей погоды окно было открыто, и из кабинета доносились голоса.
Иннокентий прислушался.
Говорил тот дядя с синими глазами, который понравился Иннокентию:
— …все эти выверты с нетрадиционной ориентацией, а страдают от этого дети!
— Можно подумать, что ребенок страдал бы меньше, если бы его родители после
развода вступили каждый в гетеросексуальный брак…— это возражала синеглазому дяде
незнакомая тетя.
— Это ты – ребенок! — прошептал Павлик и толкнул в бок Иннокентия локтем.
— От ребенка слышу, — огрызнулся Иннокентий, а Риточка шикнула, и они стали
слушать дальше.
— …тем более что теперь, с развитием инкубаторной техники, такие браки стали
вполне продуктивны.
— Естественный способ воспроизводства мне кажется все-таки предпочтительней,
— этот голос Иннокентий не узнал.
И снова тетя:
— А вот это уже ретроградство и ханжество! В Европе почти никто уже не рожает,
все появляются искусственным путем. Даже папа римский согласился, что в нынешних
условиях…
— Слушай, я все равно ничего не понимаю, — шепнул Иннокентий Павлику. —
Может, пойдем на площадку, в мяч поиграем?
Павлик подумал и согласился:
— Можно.
— Вы идите, — сказала Риточка, — а я еще послушаю. Если про твоих маму с
папой что скажут, я тебе, Сентябрик, расскажу.
На самом деле Риточка была хоть и девчонка, но парень, что надо.
— Ничего интересного, — шепнула она Иннокентию за обедом. — Так, трепали
языками. Что приемных родителей на всех не хватает, потому что все разводятся, и про
распад семьи в маш… забыла слово, ну, во всем мире. И что дети в неполных семьях
потом уродами становятся. И что с этим надо что-то делать. Завтра опять придут.
Они пришли завтра, и послезавтра, и послепослезавтра, а потом наступила
суббота, и они пришли снова, только теперь уже к Иннокентию домой.
Папа с дядей Вовой с утра уехали на рыбалку, а Иннокентия оставили у соседки.
Соседка, баба Вера, была старая, толстая и добрая. Она разводила фокстерьеров
на продажу, и в квартире у нее вкусно пахло собаками.
А тете, той самой, незнакомой, только теперь уже Иннокентий знал, что ее зовут
Виктория Федоровна, запах не понравился.
— Что за вонь! — сказала она. — Как вы можете находиться в такой атмосфере! Да
еще и ребенок тут!
Баба Вера обиделась.
И на вопросы отвечала коротко и нехотя.
Фокстерьер Микки, наверное, почувствовал настроение хозяйки, и на прощание
цапнул Викторию Федоровну за толстую икру.
Виктория Федоровна возмутилась, и кричала, что это беспредел, что она этого так
не оставит, что она всех тут уроет так, что мало не покажется.
272
Баба Вера заохала, засуетилась, принесла пластырь, вату и бутылочки с
лекарствами.
Потом она увела Викторию Федоровну в ванную, и все что-то ей говорила, и
говорила, и говорила, а потом подарила пострадавшей новые колготки и, должно быть,
что-то еще, потому что уходила Виктория Федоровна злая не больше, чем обычно, и уже
не кричала, что всех уроет, а даже слегка улыбалась.
Потом она еще много раз приходила, и одна, и с дядями, и разговаривала и с
папой Иннокентия, и с дядей Вовой, и даже к бабе Вере заглядывала.
Закончился уже апрель, и прошла уже почти половина мая, а эта тетя и эти дяди
все ходили и ходили, и задавали свои вопросы.