— Есть! — отозвались Гутов и Разуваев, и Разуваев первым вышел вперед.
Одетый в водолазный костюм, он перевалился с кормы на ступеньки железной лестницы. И вдруг тихонько шепнул своему другу Петру Гутову:
— Петя, чтобы я не сдрейфил, обмани меня по телефону, сообщи глубину меньше, чем на самом деле.
— Не сдрейфишь, — улыбнулся Гутов и надел на Разуваева шлем.
Сквозь зеркальное стекло шлема Гутов увидел, как Разуваев подмигивает ему. По шевелившимся губам товарищ Гутов понял, что тот говорил: «Не забудь, о чем я просил тебя».
Гутов дал Разуваеву в руку подводную лампочку и легонько шлепнул ладонью по макушке медного шлема: «Отправляйся».
Разуваев шагнул еще ниже по лестнице. Вода как бы расступилась перед ним, и он, раскинув руки, тускнеющей тенью ушел в черную стометровую глубину.
Через полминуты Гутов услышал в телефонную трубку Разуваева. Его бас гремел неузнаваемо. Ушам даже нестерпимо стало.
— Петя, рыбы кругом знакомятся.
— Вот и отлично, — сказал Гутов.
Через некоторое время опять донесся голос Разуваева, но уже более глухой:
— Петя, темно, как в сундуке. Взгляни-ка, пожалуйста, сколько на манометре.
Стрелка манометра показывала уже 30 сажен.
— Пятнадцать, — сказал Гутов.
— А я думал больше, — усомнился Разуваев.
Прошло еще несколько минут. Разуваев снова спросил, но теперь голос его, сдавленный глубиной, походил на мышиный писк.
Манометр показывал 45 сажен. До дна было недалеко, и через минуту Разуваев сообщил:
— Я на грунте. Осматриваюсь. Судно. Лежит торчком на высокой скале.
— «Девятка»?
— Нет.
— «Единорог»?
— Нет. Броненосец. С пушками, совершенно целый. Смешно сделан. Такого броненоеца никогда не видывал. Ах, чортов светлячок, а не лампочка. Сейчас прочитаю медные буквы.
Командир, стоя рядом с Рутовым, насторожился.
— «Русалка», — сообщил Разуваев.
Командир приказал поднимать Разуваева с грунта и, волнуясь, рассказал столпившимся вокруг него подводникам о том, как в конце прошлого столетия был построен нелепый низкобортный броненосец «Русалка». Как этот неуклюжий броненосец в сентябре 1893 года, в первый раз вышел в море, в хвосте отряда судов, под командой адмирала Бурначека, и от небольшого шторма просто захлебнулся, зачерпнув бортами волну, и всей броневой тяжестью пошел на дно. Ни одному человеку из команды спастись не удалось.
Весть о гибели совсем нового броненосца удивила все страны мира. Царское правительство постаралось заглушить разговоры о нелепой гибели корабля, а для отвода глаз предприняло несколько бесполезных попыток найти «Русалку».
Подъем Разуваева продолжался. Доктор не отходил от телефонной трубки и беспрерывно справлялся о самочувствии водолаза. Медленно тянулось время. Подводники волновались. Третий час продолжался подъем. Спешить нельзя. Организм водолаза должен постепенно привыкать к перемене давления, а кровь освобождаться от азота.
Вдруг доктор побледнел. Несколько секунд он не слышал голоса Разуваева — кажется, с водолазом несчастье.
Подводники молча окружили доктора, который, не оставляя трубки, напряженно вслушивался. Наконец он вновь услышал Разуваева и облегченно вздохнул.
Здоров!
Водолазы радостно кинулись к борту, из-за которого скоро показался скафандр с водолазом.
Когда Разуваев взобрался на лесенку борта, доктор схватил обе руки Разуваева, тревожно спрашивая, нет ли зуда в руках — признак оставшегося азота. Разуваев покачал головой. Азота не было.
Доктор сосчитал пульс и удивленно воскликнул:
— Батенька, да вы же богатырь! У вас не сердце, а бронзовый колокол!
Влажный скафандр Разуваева повис на корабельных вантах, раскинув зеленые руки и ноги. Легкий ветер чуть-чуть колыхал его, и он шевелился, как живой. Эпроновское судно снова отправилось в путь на розыски подводной лодки.
Прошло всего несколько минут, как вдруг трал вновь зацепил что-то.
— Лиха беда начало, — улыбнулся Гутов, — а теперь и я посмотрю, кого зацепил.
На Гутова стали надевать скафандр. Он совсем не походил на обычно рослых водолазов и казался среди них щупленьким мальчишкой. Не было у него широких плеч, туго выпиравшей груди и плотного затылка.
Впервые знакомясь с ним, старые глубоководники посмеиваюсь: «Тоже водолаз, — говорили они. — Его любой скобой прибьет». А Гутов спокойно надевал шестипудовый костюм, спускался на дно и работал лучше, чем многие из них. Старые водолазы удивленно поговаривали: «Он, видимо, знает какое-то петушиное слово».