— Брат?
Метнув злой взгляд обратно Джозефу, Дэвид нехотя останавливается:
— Что ещё?
— Ты забыл извиниться перед девушками.
Рука на моём плече замирает, и выражение негодования на лице Джеймсуа становится чернее тучи. Его брови медленно сдвигаются к переносице, а тело превращается в камень, словно готово кинуться на Дэвида. Джеймс молча наблюдает за бессловесной перепалкой своих братьев, пока они метают друг в друга убийственные взгляды. Но под напором и мощью Джозефа Дэвид всё-таки сдается и, втянув воздух сквозь сжатые зубы, хрипло говорит:
— Прости, Мар, — потом поворачивается ко мне, — и ты, Сэм.— После чего разворачивается на пятках и быстро покидает бильярдную, оставляя всех в неловком молчании.
Марта медленно встает с дивана и осторожно подходит к мужу. Она утыкается носом ему в грудь, обнимая за спину, и тихо шепчет:
— Детка, прости. Я просто... Не знаю, что на меня нашло. Не стоило мне быть такой резкой с ним.
— Все в порядке. Сам не понимаю, что происходит с ним, — с шумом выпустив воздух из лёгких, Джозеф отвечает ей на ласку и переводит грустные глаза на нас с Джеймсом.
— Когда он последний раз принимал таблетки, брат? — грубо спрашивает Джеймс.
— Не знаю. Я, как могу, слежу за ним, но сам видишь, — мужчина кидает кий на стол и тяжело потирает глаза. — Он не говорил тебе ничего?
— Если ты забыл, то я только вернулся, — злобно бросает Джеймс в ответ.
— Черт... — Джо качает головой. — Пойду, проверю его, — быстро чмокает жену в лоб и уходит вслед за братом.
Любопытство так и съедает меня изнутри. И я еле сдерживаюсь. Мне хочется спросить, какого черта тут только что произошло, но приходится заставить себя прикусить язык, чтобы не дай Бог ляпнуть чего лишнего.
Рука Джеймса освобождает меня из тисков, потом обхватывает мою ладонь, и он ведет нас к мини-бару. Как только я умещаюсь на высоком барном стуле, то с интересом наблюдаю за Джеймсом. Он медленно открывает нам по бутылке пива и ставит одну передо мной, тоже усевшись рядом. Мы оба отпиваем по глотку, удрученный каждый своими мыслями.
Джеймс думает о чём-то своём, пока я судорожно пытаюсь придумать, как более корректно задать вопрос по поводу случившейся ситуации. Но за всё это время парень не говорит ни слова. Он лишь прожигает дырку в барной стойке своими темнеющими васильковыми глазами. В них безоговорочно читаются боль и сострадание. А в следующую минуту лёд в глубине взгляда здоровяка трескается, безэмоциональность испаряется, и моему взору наконец-то предстает настоящий Джеймс Брэйкер — испуганный, сбитый с толку и потерянный. Если всё это время он руководил любой ситуацией и держал всё под своим контролем, умело ставя меня на место, то сейчас, после выходки своего брата, Джеймс кажется загнанным в угол мышонком.
И тут я совершаю свою самую большую ошибку в жизни — проникаюсь к нему. Проникаюсь к тому, кого от силы знаю час. Мне становится жалко парня, хотя я клялась себе не жалеть других и не позволять делать кому-либо это со мной. Мой принцип ломается, как гребаный карточный домик, но почему-то сейчас мне важнее, что чувствует этот здоровяк, а не я. И мне очень хочется ему помочь.
Брэйкер сжимает бутылку холодного пива так, что белеют костяшки. Я дотрагиваюсь до его плеча, пытаясь привлечь его внимание, но парень не реагирует. Приходится встать со своего места и подойти к нему.
— Джеймс?
Здоровяк отпивает из бутылки большой глоток, и медленно поворачивает голову в мою сторону. В груди щемит от такого вида. Вот только недавно я видела широкую и обворожительную улыбку, а теперь от неё не остается и следа.
Я поддаюсь вперёд, просовывая ладони под руки Джеймса, и обнимаю его за спину. И все эти движения в его сторону почему-то все кажутся правильным. Будто это нужно нам двоим.
Хотя... Кого я обманываю, черт возьми? Это нужно скорее только мне.
Уткнувшись в широкую грудь, я тихонько вдыхаю его аромат. Джеймс пахнет свежестью, доро́гой и терпким табаком. Мне нравится это сочетания, и я немного улыбаюсь, устроившись поудобнее между ног парня, пока он сидит в оцепенении.
Ещё несколько секунд Джеймс не отвечает взаимностью, но вскоре опоминается и обхватывает меня своими руками, наконец-то приходя в себя. Он окутывает собой, своим запахом и силой. Я чувствую себя защищенной, словно в бункере, и сжимаю этого парня в своих объятиях еще крепче.
Нам это нужно. И я готова побыть тем человеком, кому он захочет довериться.
— Тебя что-то волнует? — шёпот слетает с моих губ прежде, чем я успеваю это понять.
Я сама не ожидала, что решусь спросить такое. И даже не думала, что проникнусь к одному из тех парней, которых презирала еще день назад.
Может, они не такие уж и плохие?
Ответом мне служит легкий кивок. Джеймс трется щекой о мою макушку и глубоко вздыхает. Внутри все рокочет от его теплого дыхания, а сердце стремительно падает в пятки. Я впервые испытаваю весь спектор таких незнакомых чувств, и хочу отдаться им полностью, не думая и том, что будет позже.
— Это из-за Дэвида?
Снова кивок.
Потеревшись носом о широкую грудь, я делаю еще один глубокий вдох, от которого кружится голова.
— Ты вкусно пахнешь, — говорю я и поднимаю голову, встречаясь с ярко васильковыми глазами. В голову закрадывается мысль, что я слетела с катушек, раз разрешаю своим чувствам завладеть моим разумом. — Почему он так отреагировал на слова Марты?
— У брата есть небольшие проблемы с контролем гнева.
— Какие?
— ПТСР с каждым разом дает всё больше и больше знать о себе, — бросает он.
Ох, ты ж черт...
— Хочешь поговорить об этом? — я глажу широкую спину, остро ощущая каждую впадинку на мышцах. Даже сквозь очки вижу, как лицо парня напрягается еще сильнее, что уже заранее послужит мне ответом, но Джеймс все же отрицательно качает головой, — Хорошо, не будем.
Он снова притягивает меня к себе и утыкается в макушку.
— Ты тоже вкусно пахнешь, колючка.
Он снова трется носом о мои волосы. Грудная клетка, на которой я опять пристраиваюсь, вздымается и опускается, слегка убаюкивая меня. Со всеми этими знакомствами и обескураживающими событиями я совсем забыла, как чертовски устала. Но быть сейчас рядом с Джеймсом почему-то неожиданно необходимо и очень приятно. И я разрешаю себе забыться и позволить отпустить все тяжелые мысли.