Стук снова повторяется, но уже настойчивее. Схватив джинсы со стула, я на ходу натягиваю их и подхожу к двери. Быстро убрав свою «оборону» в виде стула в сторону, я дотрагиваюсь до ручки и открываю дверь. И как только я это делаю, то сразу же вспоминаю о самой важной части тела, которую должна была скрыть.
Передо мной в чёрной толстовке стоит Джеймс. Вспомни солнце, вот и лучик — проносится у меня фраза в голове, и я ненароком задерживаю дыхание, рассматривая парня. На его глаза натянута бейсболка козырьком вперёд с рисунком братства, но это не мешает мне увидеть, как его взгляд моментально становится стеклянным, когда он смотрит на мое лицо.
Чертов синяк под глазом! Как я, мать вашу, могла забыть про него?!
Джеймс медленно поднимает руку и дотрагивается до моего подбородка шершавыми пальцами. Он аккуратно поворачивает мою голову, чтобы лучше разглядеть синяк. Краем глаза я замечаю, как играют его желваки, и бьется синяя венка на шее. Парень злобно сжимает губы, превращая их в тонкую линию, и глядит мне в глаза.
— Кто? — хрипит Джеймс.
Буду честной, от такой нежности я почему-то теряюсь. Под его шершавыми пальцами, которые до сих пор держат меня за подбородок, кожа горит и начинает приятно покалывать. Сердце в груди бьется в несколько раз быстрее, а колени дрожат. Боже, а этот взгляд... Вы когда-нибудь видели васильковые глаза, в которых бы горели искорки ярости и злости? Если нет, то вы даже представить себе не можете, насколько это прекрасное зрелище.
Но я заставляю себя опомниться от контактного гипноза Джеймса и вспомнить, что было прошлой ночью. Сделав шаг назад, я складываю руки на груди и вопросительно смотрю на Джеймса.
— Зачем тебе это знать?
— Кто? — снова повторяет Брэйкер.
— Тебе забот с твоей подружкой не хватает? Или что?
— Сэм, я не повторю третий раз, — грозно гремит его низкий голос.
— Тебе и не придётся. — отвечаю я, уже представляя лицо Джеймса, когда закрою перед его носом дверь. — До свидания!
Легкий взмах руки и дверь закрыта. Быстро провернув замок два раза, я тяжело вздыхаю. Победно улыбнувшись своей очередной выходке, разворачиваюсь и шагаю в сторону ванной комнаты, по пути схватив полотенце из шкафа.
Мысли, словно рой пчёл, кишат в голове, не давая покоя. Разум категорически отказывается понимать всё, что делает Джеймс. Он то ехидно разговаривает со мной, ни во что не ставя, то нежно приобнимает, доводя бабочек в животе до потери сознания и заставляя меня ненавидеть их. А тут ещё и Джесс.
Говнюк!
За пару минут до их поцелуя он чуть ли не слизал каплю соуса с моих губ. И вчера был слишком близок для парня, который только что узнал моё имя.
Гребаный мудак!
И теперь у него ещё хватает наглости заявляться ко мне и спрашивать, откуда у меня синяки?
Да пошёл он!
Я быстро снимаю джинсы и майку, оставаясь в одном белье, и начинаю разглядывать себя в зеркале. Последние побои стали потихоньку сходить, а заживающие ранки принимать оттенок кожи. На руках еще остались маленькие фиолетовые и багровые кровоподтеки, но они, к моему великому счастью, перестали болеть. Да и синяк под глазом уже не так заметен, как вчера. Такие мелочи радуют и дают хоть какую-то, но надежду, что день может быть хорошим. Хотя бы раз. Хотя бы сегодня.
Я дотягиваюсь до крана с горячей водой и открываю его. Редкие тёплые капли падают на ладонь, после чего из лейки льется водопад. Приятные мурашки захватывают меня целиком и полностью, и я уже представляю, как буду стоять под горячей водой, наслаждаясь приятными ощущениями.
Настроив воду до нужной температуры, я тянусь к застежке бюстгальтера, как вдруг слышу, что дверь в мою комнату открывается и с грохотом ударяется о стену. Застыв в недоумении, прислушиваюсь.
Этого не может быть!
Он просто не посмеет сделать это!
Два тяжёлых шага, которые, кажется, я теперь запомню на всю жизнь, пересекают комнату, и Джеймс появляется в проеме ванной комнаты.
— Это точно какое-то издевательство, — шепчу я и потираю переносицу, после чего перевожу взгляд на Джеймса. — Ты только что выломал дверь, да? — спрашиваю я у него.
Но он не отвечает. Его взгляд застывает на моем животе, рассматривая глубокие рубцы. Потом перемещается на ребра и руки. Васильковые глаза приобретают другой оттенок. В еле освещенной ванной они кажутся маленькими чёрными угольками, в которых, будь я проклята, пляшут огоньки злости. Губы Джеймса превращаются в тонкую линию. Он так плотно сжимает челюсти, что на лице опять играют желваки, а глаза наливаются чистейшей яростью.