Затаив дыхание, чтобы ненароком не дунуть, собирала я с тахты камышовую вату и ломала голову над случившимся. Никого из сыновей весь день дома не было. Старший на целый день уехал в Мйланувек, младший по просьбе тетки чинил тачку у нее на даче, и вырваться от нее раньше вечера у парня не было никаких шансов.
А потом старший сын принес как-то мне фиолетовый шарфик. Он держал его брезгливо двумя пальцами и категорически возражал против того, чтобы ему подбрасывали такие гадости. Шарфик он обнаружил в ящике с инструментами, которыми редко пользовался. А сейчас они ему понадобились, и, пожалуйста, вдруг там с самого верху лежит посторонняя мерзость. Мы внимательно осмотрели шарфик и стали ломать голову, чей же он может быть. Опросили всех знакомых, бывавших в нашем доме – никто не признался. А вскоре шарфик исчез столь же таинственным образом, как и появился.
И тогда мы задумались над непонятными явлениями, которые просто случайностью уже трудно было объяснить. Старший сын сказал:
– Кто-то шастает по нашей квартире, это факт. А все он, ключи потерял!
– Мы же сменили замок.
– Ну и что, от него тоже один ключ был потерян.
– Откуда ты знаешь, что потерян?
– Потому что замки продаются с тремя ключами, а у нас было только два. И теперь вор без труда может зайти в квартиру. А все он!
Младший решил обидеться.
– Какое там «без труда», свободно! Ведь ты, мать, выходишь из дому и возвращаешься в самое разное время. «Без труда» вор может действовать, когда люди ходят нормально на работу, а не у нас!
Правду говорил сын. В последние годы я забросила проектное бюро и переключилась на творческий труд с ненормированным рабочим днем. у старшего сына в его институте тоже было весьма свободное посещение. Какой кретин при таких условиях полезет в квартиру, в которой нечего украсть?
Я отправилась в город по делам, но поднявшийся вдруг страшный ветер заставил меня поспешить домой, ибо беспокоили оставленные открытыми окна. Зима уже перешла в весну, стало тепло, и батареи топили по-страшному, приходилось день и ночь держать окна открытыми. Я боялась, что сыновья оставили открытой и балконную дверь в своей комнате, сквозняком при таком ветре могло побить все стекла. Вот я и поспешила домой, в надежде хоть половину сохранить.
Войдя в квартиру, я не заметила никакого ущерба, может, потому, что сыновья закрыли за собой дверь в свою комнату, так что сквозняка не получилось. Вот молодцы! Пройдя в комнату, я услышала жуткий визг. Ага, значит, оставили у себя открытой балконную дверь, от чего и визжит щель под дверью между нашими комнатами. Придется закрыть балконную дверь.
Открыв дверь в комнату мальчиков, я так и замерла на пороге, не входя в нее и не веря своим глазам.
На полу у шкафа лежал незнакомый человек. Лежал лицом ко мне, с закрытыми глазами и разбитым лбом, из которого сочилась кровь. Балконная дверь и в самом деле была открыта, на полу по всей комнате разбросаны вещи.
Я не стала наводить порядок, я не стала закрывать балконную дверь. До того ли? Ведь передо мной мертвый человек. Труп, так сказать. Посторонний мертвец в комнате моих сыновей! Кто это и как здесь оказался? А может, он еще жив? Надо бы пощупать… Нет, ни за что! Хорошо, что телефон в моей комнате. Кому звонить – в «Скорую» или в милицию?
Повернувшись, я закрыла дверь, на подкашивающихся ногах подошла к телефону и тяжело плюхнулась в кресло. Так куда же звонить? Победила милиция. Я рассуждала так: если человек действительно мертв, «Скорая» оставит его там, где он помер, а милиция обязательно заберет. А мне самым важным казалось избавиться от неожиданного гостя, независимо от того, жив он или нет. Не желаю, чтобы всякие валялись в моей квартире!
Дежурная в милиции мое сообщение восприняла спокойно. Она велела мне сообщить свою фамилию и адрес, не входить в помещение, где лежит потерпевший, ни к чему не прикасаться и спокойно ждать. Сейчас приедут.
Я стала ждать, может, не совсем спокойно. Щель под дверью продолжала визжать и посвистывать с разной интенсивностью. Во дворе рабочие с грохотом сбрасывали трубы с грузовика. У кого-то не заводилась машина, двигатель ревел натужно и гас на медленных оборотах. Оставленное в кухне включенное радио передавало бравурные марши.
Вдруг в прихожей что-то грохнуло с такой силой, что заглушило весь этот шум. Оторвавшись от окна, куда, скрашивая ожидание, бессмысленно пялилась, я бросилась в прихожую, рванув дверь с силой и, не исключено, со сдавленным криком.
– Прости, мамочка, – сказал старший сын. – Не хватило рук, так и знал, что торба наконец не выдержит.
Молча смотрела я на валявшуюся на полу пластмассовую сумку с оторвавшейся ручкой и раскатившиеся по всей прихожей банки сгущенки. У ног сына лежал большой пакет, сквозь прорвавшуюся бумажную упаковку было видно, что это какой-то деревянный ящик.
Приняв мое молчание за осуждение, сын счел нужным оправдаться:
– Ты же сама велела купить сгущенку про запас, когда попадется, вот я и купил. А это инструменты, я давно за ними охотился. Надеюсь, не поломались? Ящик я держал под мышкой, от сквозняка дверь захлопнулась, вот все и разлетелось.
Я взяла себя в руки и принялась собирать с пола банки сгущенки.
– Давай быстрее наведем порядок! В квартире беспорядка и без твоего достаточно. Сейчас приедет милиция.
– Милиция? – удивился сын. – Зачем?
– Я их вызвала. Помоги мне собрать сгущенку.
Сын на сообщение о милиции прореагировал неожиданно:
– От милиции я скорее прятал бы инструменты, а не сгущенку. Ее я купил официально, а их – из-под прилавка.
– Не входи! – заорала я диким голосом, потому что он кинулся с инструментами к себе в комнату и уже взялся за ручку двери.
Сын, как ошпаренный, отскочил от нее.
– Почему? Что случилось?
Я постаралась ответить как можно спокойнее:
– Потому что там лежит какой-то человек.
– Это как лежит? Пьяный, что ли?
– Не знаю, может, и пьяный. Но скорее всего мертвый. Именно потому я и вызвала милицию. Велели не входить.
Сын бросился в ванную, сунул ящик с драгоценными инструментами на самое дно ящика с грязным бельем и вернулся в прихожую.
– Мать, повтори еще раз, что ты сказала. Что за человек? Почему лежит у нас? Кто-то из знакомых?
– Нет, незнакомый, во всяком случае, я его никогда не видела.
– Может, тот самый приятель Роберта?
– Не думаю, возраст не тот.
– Давай-ка я тоже посмотрю, – сказал сын и, прежде чем я успела ему помешать, открыл дверь в свою комнату. Открыл и замер на пороге. Я заглянула ему через плечо. Комната была пуста. Мертвец исчез. Балконная дверь была открыта по-прежнему, ветер гулял по комнате.
Мне стало плохо. Вспомнила – сейчас приедет милиция, и мне стало еще хуже.
Сын переступил порог и вошел в комнату. Осторожно вошел, стараясь делать шаги как можно больше, чтобы меньше наследить.
– Куда ты? Ведь просили же не входить.
– Видишь же, я осторожно. Хочу посмотреть, не валяется ли он под балконом.
Выглянув на улицу, сын вернулся ко мне:
– Нигде его не видно. Ишь как наследил в комнате. Видишь же, я старался не ступать на его следы.
Следы? Только теперь я заметила на беспорядочно разбросанных по полу вещах, на свалившейся со шкафа прямоугольной мраморной плитке, на некоторых паркетинах пятна, очень похожие на кровь.
– Знаешь, мать, кажется, я его только что видел, – вдруг сказал сын.
– То есть как видел? Где?
– В подворотне. Сейчас, когда шел домой. Я еще подумал – пьяный. Опирался о стенку и шатался. Да мне ни к чему, не стал я его рассматривать. А он, наверное, не был мертвый, только без сознания, потом пришел в себя и сбежал. Вот не понимаю только, как ты могла не заметить, когда он выходил из квартиры?