Мы благополучно приземлились, забрали багаж, и, взяв такси, добрались, наконец, до гостиницы. Учитывая вечернее время и долгий перелет, решили тупо завалиться каждый в свой номер и хорошенько выспаться, потому что наутро нам предстояло провести несколько часов на конференции «Перспективы науки и образования», которая, судя по чрезвычайно захватывающему названию, грозила бесконечной тягомотиной и тоской
– Спасибо, Эдельман. – Сказал вдруг Джонатан, когда мы остановились у дверей номеров, находившихся друг напротив друга.
– За что?
– За то, что ты умеешь быть чертовски молчаливой.
Я улыбнулась его шутке.
– Тогда тебе тоже спасибо, за то, что ты умеешь быть чертовски удобной подушкой.
– Вот и славно. Все. Спокойной ночи. Увидимся утром.
Я зашла в номер, закрыв за собой дверь и отгородившись от Красавчика, чье присутствие не позволяет мне спокойно анализировать всю сложившуюся ситуацию. Два дня. Всего каких то жалких два дня, чтоб максимально разобраться, что же теперь связывает нас с Джонатаном, чтоб понять, люблю ли я его на самом деле, или это последствия неудачного стечения обстоятельств. И самое странное, я не знаю точно, какой результат принесет мне облегчение.
Пятая глава
Мне ничего не нужно было от тебя, кроме любви. Такой обычной, человеческой. Ни трогательных записок в букетах цветов, ни красивых слов с того конца провода, ни плюшевых «заинька» и «солнышко» десятки раз в день. Я всего лишь хотела быть рядом с тобой.
Э. Сафарли "Если бы ты знал"
Всю ночь я проспал, как убитый, и все же наступившее утро облегчения не принесло. Голова, правда, уже не раскалывалась, но, похоже, полным ходом шла эта долбаная перестройка, о которой предупреждала Оливия. Я стал хорошо слышать. Не то, чтобы до этого у меня наблюдалась тугоухость, однако теперь все звучало гораздо громче, отчетливее и при более широком радиусе. То, что к номеру подошла горничная, я услышал до того, как она постучала в дверь. Все это ужасно раздражало. Что дальше? Зрение ночного видения? Зеленая рожа? Костюм с синим трико? Нет. Последнее – однозначно только через мой труп.
Как бы то ни было, но с Принцессой, ожидавшей в холле гостиницы, я встретился, пребывая все в том же дурном настроении. Выходило, вся предыдущая жизнь устраивала меня более чем. Это я только теперь понял. Лабуды с волшебными мирами, какими-то могущественными атлантами и папенькой иудой, который выкинул младенца в чужую семью, не хотелось теперь еще больше, чем в день откровений Оливии.
– Привет.
Принцесса протянула руку, чтоб поздороваться, но я, погруженный в свои тяжелые думы, мимоходом поцеловал ее в щечку, как всегда делаю с Рыжей. В момент, когда мои губы прикоснулись к нежной коже, до меня вдруг дошло, как приятно от нее пахнет. Серьезно. Ежевикой, солнцем и летом. Чем-то близким и безумно родным. Я тут же отскочил в сторону, заслужив удивленный взгляд Алисы. Она, по-моему, даже восприняла такую реакцию на личный счет, осторожно принюхиваясь к себе.
– Эдельман, ты идешь или мне ждать тебя полдня?
Принцесса пробормотала себе под нос что-то типа «дурак» и двинулась следом, максимально стараясь подстроиться под мой широкий шаг.
На удивление, быстро поймав такси, мы успели к началу конференции, даже немного с запасом. Большой зал Центра культуры был забит почти под завязку. Я чуть не взвыл. Такое огромное количество народа. Все что-то делают, и это самое «что-то» долбит мне в уши. Кто чихает, кто кашляет, кто шелестит бумажками, кто стучит пальцами по ручке кресла. Сука! Неужели нельзя сидеть спокойно, без лишних телодвижений! Мы с Алисой устроились посередине, хотя я с огромным удовольствием забился бы куда-нибудь на галерку, для верности заткнув уши. Стоило появиться первому лектору, слушатели, слава богу, относительно затихли, вникая в речь выступающего. Однако, у меня ничего не бывает легко. Рядом оказалась девица, постоянно чешущая голову всеми лежащими перед ней письменными принадлежностями. Треш. Этот противный звук шкрябанья кончиком ручки по коже и волосам был для меня, будто серпом по яйцам. Я терпел, терпел, терпел, а потом не выдержал.
– Слушай, хорош чесаться. Это же вообще не выносимо. Ты мыться пробовала?
Я говорил очень тихо, но девица почему-то распсиховалась, пыхтя, как паровоз.