Она могла бы всё исправить, обернись чуточку раньше. С одной ногой ему было бы проще, можно было бы сделать протез, и он был бы почти как обычный человек. Пусть и не воин, но хотя бы простой человек. Но он отныне передвигался на коляске, а чаще — сидел у себя дома, принимал гостей и скрывал боль за радостным голосом.
И в этом тоже был виноват Лука.
Убить бы его, да руки не поднимаются. Зато убить ради него — с превеликой радостью.
Она вздрогнула от резкой мысли, пришедшей в голову.
И вслед за ней вздрогнул Лука.
— Даже не смей.
Она приподняла брови, а потом вспомнила: он же знает абсолютно всё, что творится у неё в голове. И эту мысль он прочитал довольно быстро.
— И что ты со мной сделаешь?
Лука прищурился, словно бы изучая её — блеф ли это, или нет. Раньше эти мысли она отбрасывала, всё-таки слишком много незаконченного было на ней каждый раз. Теперь же сама судьба подсказывала, что этот путь был бы самым лучшим.
Он откашлялся и проговорил серьёзно:
— Я превращу тебя в настоящую игрушку колдуна. У тебя не будет ни своих мыслей, никаких чувств, никаких желаний, кроме одного — угодить своему… хозяину.
Она вздрогнула. При одной только мысли об этом становилось не по себе… а потом она вспомнила свои слёзы у дерева, стоило только вспомнить о том, что она сделала с теми ребятами. Сколько раз она успела увидеть их во снах, попросить у них прощения, да только трупам уже всё равно на твои слова. Сколько раз она плакала, вспоминая, что могла бы просто тогда пойти в ту же сторону, что и Матфей, и смогла бы спасти. И как она себя винила в том, что случилось с Лексом.
Она улыбнулась сквозь щемящую боль в сердце и проговорила:
— Я только за.
Лука громко захлопнул за собой дверь. Не выдержал, бедненький, её напора. Она же упала спиной на кровать, да прикрыла глаза. В какой момент она настолько потеряла стремление быть, что сказала такое? Самое страшное, что это молчаливое ожидание своей участи в ней теплилось до сих пор. Возможно, лишиться своей воли было лучше, чем снова и снова лежать на этой кровати, прокручивая в голове прошлое, без шансов изменить настоящее и будущее.
Дэл наконец засмеялась, уткнувшись в подушку. Смех нервный, плавно переходящий в слёзы. Она ничего не понимала, но отдалась целиком и полностью этой странной эмоции, отдав ей весь контроль. Страшно и легко одновременно. Это длилось, кажется, целую вечность, прежде чем слёз совсем не осталось, и она смогла спокойно обнять подушку и закрыть глаза.
— Тебя никогда не слышно… типа, тебе даже весело не бывает, или что?
Она подняла голову от земли, на которой лежала после кучи отжиманий, и увидела Лайзу, с интересом на неё смотрящую. Дэл нахмурилась, уж очень не понравился ей этот взгляд — будто на диковинную зверушку.
— А зачем тебе меня слышать?
Рыжая девочка на это плечами пожала, что показалось ещё более странным. Разговор был каким-то неловким с самого начала.
— Мне кажется, ты интересная, — наконец выдала она.
От этих слов стало как-то светлее на душе. Давно ей такого не говорили. Лишь в начале года, когда она на первой тренировке схватилась за деревянный меч и почти уложила того лохматого старшего парня. Лишь простая неопытность заставила её раскрыться, и в итоге получить в открытое место лёгкий укол. После этого поединок прекратили, но новые ребята с такими глазами на неё смотрели, что она даже испугалась. Оказалось, что вот так сражаться для них было очень сложно, всё-таки меч (пусть и деревянный) довольно тяжелый, им сложно правильно бить, и особенно быстро двигаться.
А тот самый старший парень со смешным именем назвал её «интересной». На его рукаве болотного цвета красовалась гордая нашивка воина, пусть и рядового. Похвала от настоящего воина была в сто раз ценнее, чем вот эти взгляды и восклицания от её знакомых новичков.
— Ммм, понятно, — протянула Дэл и поднялась на руках с земли, чтобы повторить упражнение.
Она должна стать сильнее, стать настоящим воином, чтобы выйти за ворота. Она повторяла это себе каждый раз, когда валилась с усталости, когда крамольная мысль бросить занятия в голову приходила. Она должна стать сильной. По вечерам она хватала палку и пыталась имитировать сражения с мечом. По утрам она бегала несколько кругов, прежде чем курсанты приступят к заданию. Она должна была стать сильной.
— А зачем?
Она поднялась с земли и увидела знакомый высокий силуэт колдуна. Бес его подери. Она стряхнула с рубахи грязь и проговорила:
— Чтобы стать сильнее.
— А зачем?
Она вспомнила, как тот же самый вопрос ей задала Лайза после второй вылазки за ворота. Они разговорились по пути домой, и она спросила её о смысле всего этого. Тогда она ответила, что хотела выйти за ворота и не умереть там.
С этого момента прошло почти семь лет. Точно также она не могла ответить на этот же вопрос.
Поэтому пришлось задуматься, прежде чем Дэл не сказала:
— Наверно, чтобы защитить свой народ.
— Когда в последний раз ты думала о всём народе?
Она закусила губу. Смысл в этих словах определённо был, да только теперь ещё сложнее подобрать точный ответ.
— Значит, чтобы защитить своих друзей.
— А они нуждаются в твоей защите?
Она прикрыла глаза. Брайс никогда так и не встретился с опасностью, отсиживаясь в палатке целителя. Уже лет пять Лайза сидела в Тактическом штабе безвылазно, придумывая новые стратегии и принимая важные для народа решения. Лекс… а его она не успела защитить, как бы не старалась.
— Может, сам ответишь на этот вопрос?
Лука усмехнулся, руки скрестил на груди, да проговорил рассеянно:
— На мой взгляд, это лишь твоя внутренняя потребность, в которую заложил в тебя бог. Тебе просто хочется быть сильной, чтобы преодолевать трудности, в которые тебя втягивает твоя душа.
— Я не верю в богов, — в очередной раз повторила Дэл.
— Я не могу разделить с тобой этот атеизм. Я видел бога, я слышал его волю и… приятно, когда в тебя верит высшее божество, особенно такое благосклонное, как Морра.
Она скривилась от странного слова, смысл которого не знала. Любил же этот колдун говорить мудрённо. От этого даже подташнивает.
— Кто такой этот Морра?
— Скорее, такая, — поправил её Лука. — Богиня мудрости и справедливой войны, а мы — её ангелы, дарующие этому миру её волю.
Дэл нахмурилась. Она крайне редко ходила в местные храмы. ибо не любила длинные проповеди жрецов, предпочитая молиться богам у себя дома в тишине, а не под слова дедов в странных мантиях.
— Использование магии не выглядит как справедливая война, когда против тебя — люди с мечами и револьверами.
— Твоя особая сила тоже не делает сражение против тебя честным, однако…
— Какая сила? — резко прервала она его речь.
Лука резко схватил её за руку, развернул ладонью вверх, от чего она ойкнула. Ладони были грязными от лежания на земле, но он легко отряхнул их и проговорил:
— Эти руки знали рукоять меча ещё до того, как ты ходить научилась, — он поднял на неё какой-то странный взгляд. — И кровь они на себе чувствовали даже раньше, чем ты сказала слово «мама».
Лука выглядел безумцем, особенно, когда в глазах блеснуло хорошо знакомый огонёк. Как у тех тёмных тварей. Она инстинктивно сжала ладонь в кулак. Слова его звучали весьма… странно. Первый раз она взяла меч на первой тренировке в Академии, и никак не раньше.
— В твоих глазах виден огонь богини Морры. Я не знаю, кто такой твой Ишта или Птах… возможно, какой-то бесполезный идол, который держит вас в подчинении городу. Но этот огонь я не перепутал бы ни с чем.
Она смеялась со слов Брайса, когда он рассказывал слухи о ней. Кто-то в городе и в самом деле считал её воплощением Ишты на земле. Она же просто делала свою работу — перед ней молилась именно Иште, считая его своим покровителем. Ну не богу-творцу же молиться, ибо она всегда разрушала, а не созидала.