Она нервно сглотнула. Больно. Каждый удар меча — это и удар в свою совесть.
Скольких она не спасла, скольких она своими руками убила…
Дэл вытащила все эти нашивки из кармана. За каждой из них скрывалась долгая история получения, за каждой из них был воин, который о чём-то мечтал, которого кто-то ждал домой с простого задания. Кто знает, может, им тоже сказали, что колдун ослаб и не может сражаться?
Она выложила их все на землю. Если бы она могла помешать самой себе тогда, то сделала бы это. Даже ценой своей жизни. Но она этого не сделала.
А могла ли она это сделать?
Она подняла взгляд к небу. Вспомнила это ощущение болота, в котором ты двинуться не можешь, а лишь наблюдать за самой собой, как чувство ведёт твоё тело за тебя. Быть зрителем во время смертельного боя — то ещё зрелище.
На её руках было слишком много крови, чтобы она могла себя простить. Но стоило ли себя винить в том, что она не могла изменить никак? Кто она — нервная девочка-капрал с даром махать мечом, — против древней магии, которая родом с неведомых земель?
Богиня сказала ей сражаться. Колдун тогда сказал ей сражаться.
И она это делала.
Наверняка, этим ребятам тоже сказали сражаться. Добраться до колдуна любой ценой. Каждый из них хотел её убить, иначе бы изначально не полез в бой. Каждый из них сам пришёл на ту поляну, в отличие от неё, которая никогда не хотела поднять меч на человека. Сомневались ли они вот так, если бы один из них добился успеха и убил бы её? Кто-нибудь из них закрыл бы ей глаза после убийства, или оставил бы на память её нашивку, чтобы с каждым взглядом на неё корить себя всё больше и больше?
Столько вопросов сразу возникло в голове при взгляде на эту кучу нашивок, что стало не по себе.
“Пожалуйста, не вини себя”. Она снова услышала тихий голос колдуна рядом с собой. Тяжело вздохнула. Как же это было сложно!
“Ты никогда не была виноватой в этом”. А это был уже Брайс — человек, который обидно шутил, но никогда не хотел её обидеть. Тот самый целитель, без помощи которого она бы не выжила. Брайс, который заботился о ней тогда, когда все её считали монстром.
Дэл зажмурилась. Оказалось, что простить человека достаточно легко, но самой себе дать такое же прощение — это такая мука, с которой не сравнится ни одно ранение.
Она даже не запомнила их глаз, просто носила собой как груз памяти их нашивки, честно думая, что должна отвечать за то, что не могла исправить. Они все — лишь игрушки, выполняющие волю богов. И эти ребята-воины из другого города, и она сама, и даже сам колдун Лука выполнял её волю, как бы она не была жестока. Почему она должна отвечать за чужую волю?
Она делала угодное богам. Пусть это и было жестоко. Пусть и семьи лишились кормильцев. Это даже не был её выбор, однако взвалила на себя даже это. Возможно, поэтому и было так тяжело идти, да так, что на вопрос «Куда ты идёшь?» ответить было трудно. Дэл закусила губу, да принялась руками рыть небольшую ямку. Она должна простить себя. Она устала нести эту ношу.
Наконец яма получилась достаточно глубокой, чтобы все нашивки туда вместились. Надо было сделать это сразу, а не нести их с собой столько времени. Она прикрыла глаза и повторила про себя: «Ты не была виноватой». Повторила несколько раз. И с каждым разом внутренний голос всё больше и больше напоминал Брайса. Она обещала к нему вернуться. Она должна сдержать обещание.
Она наконец встала, взглянула на свои испачканные в земле руки. Наконец-то на них не было видно крови. Всего лишь земля. Это она переживёт.
— Я постараюсь… — проговорила себе под нос она и отдала честь холмику, под которым лежали нашивки воинов. Она простит себя, как бы не было сложно.
Она шла медленно, вглядываясь себе под ноги. В лесу было слишком тихо, будто все твари закончились, и она осталась в этом тёмном лесу совершенно одна. Сколько же их было всего? И есть ли конец у этого леса? Впрочем, она никогда об этом не узнает, пока в лесу будут жить эти тёмные создания, мешающие спокойно передвигаться по лесным зарослям.
Ноги вывели её на широкую дорогу, пыльную и вытоптанную кучей ног. Судя по следам колес на ней, это была Главная дорога, которая вела в другой город. Она прикрыла глаза. Большая часть дела уже сделана. Осталось только определить север, а вслед за ним — и запад, в сторону которого нужно было и идти, чтобы вернуться обратно в родной город. Если хочешь найти север, то найди на дереве мох — всё было достаточно просто.
И наконец, спустя время, она снова вышла на дорогу и пошла в направлении запада по пыльной и пустынной дороге. Ночью никто не смел передвигаться по ней.
Шла она медленно, руку держа надёжно на рукояти меча, чтобы за пару секунд обнажить меч в нужный момент. Она ещё в Академии до автоматизма натренировала сей навык — именно он не раз спасал ей жизнь. И именно из-за отсутствия такого навыка погибла половина её выпуска.
Шла она медленно, глядя вперёд с надеждой, что вскоре она увидит вдалеке крыши домов родного города. Лишь бы пересечь ворота и увидеть знакомые лица. Она не знала совершенно, что сделает дальше, что сможет рассказать, а что придётся утаить до лучших времён. Она просто хотела наконец войти в город, снять с себя ножны и сделать лазанью.
Ночь тянулась подобно густому киселю, силы постепенно иссякали, а ноги болели от этой долгой ходьбы. Любое желание остановиться и отдохнуть Дэл тут же отвергала. Нужно было дойти как можно быстрее. Отдохнёт потом.
Несколько тварей на пути получили заслуженную сталь под ребро, и замерли навсегда. Наверно, лишь они и придавали разнообразия этому пути. Идти долго, не зная точно, туда ли она идёт — пыткам подобно. И лишь когда вдалеке она заметила наконец верхушку храма, лишь тогда боль в ногах, которые уж слишком долго носили её на себе, исчезла, сменившись смешанными чувствами. Она была близка.
Дэл слабо улыбнулась — на большее сил не было. И второе дыхание должно было дать сбой. Но с видом на шпиль храма появилось и третье. Дойти. Она обязана дойти. Какой отдых, если цель её так близка? Она сжала зубы и ускорила свой шаг. Лишь бы дойти.
Кажется, небо чуть посветлело, когда она наконец увидела в близости Ворота. Осталось совсем немного, пусть и ногами тяжело перебирать, пусть и навалилась на плечи усталость такая, что смотреть даже тяжело, не то, что идти. Ворота. Они рядом. Кажется, протяни руку — и ты их коснёшься. Она должна дойти.
Дэл подняла голову — до рассвета оставалось не так много времени, скоро вернутся воины-мечники, выполнявшие задания в тёмном лесу. В одном из окон стены она заметила знакомое лицо — нос картошкой, волосы коротко постриженные, да вечно прищуренные глаза. Она кивнула Стивену, которого столько времени не видела, и в ответ получила выстрел, прошедший прямо над её плечом. Кажется, он всегда был хорош в стрельбе, ещё в Академии. Она же так и не научилась метко стрелять из револьвера.
— Нам запрещено тебя впускать… до особого распоряжения Штаба.
Грубо её встретили. Ничего не скажешь. Она подняла руки и крикнула в ответ:
— Сообщи Штабу, что я решила все свои проблемы.
— Я не мальчик-почтальон, Дэл, — закатил глаза Стивен, но револьвера из рук не выпустил.
— Значит, найди мальчика-почтальона.
Новая пуля вонзилась в землю перед ней. У Стивена всегда было альтернативное чувство юмора. Впрочем, оно всегда устраивало его больше, чем обидный юмор Лекса или Брайса.
— Не жалко пули тратить?
— Они приходят к воротам раз в десятилетие, так что останется, — усмехнулся Стивен, — И на тебя, и на тварей…
Дэл улыбнулась в ответ. В самом деле, твари крайне редко заглядывали к самим воротам, так что стрелки обычно практиковались во время грузовых выездов в другой город, ближе к вечеру, когда твари выглядывали на дорогу. Она бы на месте стрелка бы уже с ума сошла — столько ночей проводить без дела, просто глядя на опушку леса в ожидании твари, которая, возможно, даже на расстояние выстрела не подойдёт.