В этот день я приобрел сразу двух друзей: зверя, что поначалу сильно испугал меня, а затем также сильно был напуган мною, и немого мальчишку со странным рисунком на коже. К Арслану я отношусь также, как относился бы к любому другому ребенку. В первые дни беспамятства я и сам с трудом подбирал слова, так что не мне попрекать его молчанием. Тем более я прекрасно улавливаю его чувства и точно знаю, что они не отличаются от чувств других.
Потихоньку мальчишка перестает дичиться меня и делается частым гостем. В его компании веселее – в его, да в компании зверя, что спустя немного времени уже вновь топчется возле порога, подъедает опавшие яблоки да с любопытством заглядывает в окна террасы. Он ужасно бесцеремонен – то разворотит поленницу, то точит когти об углы, заставляя дом ходить ходуном, то опрокинет бочку с дождевой водой. Его поведение настолько отличается от нашей первой встречи, что я порой даже сомневаюсь, что этот тот самый зверь. Но нет, левое ухо зверя надорвано и на груди светлеет пятно, отчего про себя я даю ему кличку Белогрудый. Порою мне кажется, будто вместо со злостью я вынул у него частичку души, подменив своей собственной. Даже мальчишка вскоре перестает его страшиться.
- Люди болтают, Арслан Бероев к тебе бегает, - говорит мне как-то Тамир с этакой хитринкой. Вроде и сам знает, а вроде и спрашивает.
Киваю согласно:
- Бегает.
- Давно сказать хотел… хороший ты человек. Хорошо, что я тогда тебя подобрал…
- Да уж, неплохо, - опять киваю я. С этим утверждением трудно не согласиться.
Тамир скребет затылок под длинным седым хвостом, топчется на месте, мнется, затем говорит:
- Ты это… ну, сам знаю, что не обидишь зазря… но все-таки будь с ним поласковей… Арслану и так достается за то, что не такой…
- Ты о том, что он не разговаривает? Так и я не особо болтлив. А так хороший мальчишка, смышленый.
Говорю, а сам вспоминаю недавно виденную картину, как они с моим зверем играли: Арслан уже совсем привык, не боится ничуть, да и зверь относится к мальчишке как Найда к назойливому щенку – одергивает, если совсем донимает, а так - терпит.
Тамир глядит озадаченно, повторяет:
- Хороший ты человек… Так ведь он это… того… ну… как по мне, так ничего, только отец его лупит почем зря, а у Дины вечно глаза на мокром месте … не от мира сего мальчишка… Совсем дурачок...
Чем больше времени я провожу с Арсланом, тем больше убеждаюсь в том, что дурачком деревенские его честят напрасно – ну, не пахнет от мальчишки безумием, и все тут. И зверь не стал бы общаться с сумасшедшим, у него чутье еще лучше моего. Но этого я Тамиру не рассказываю, иначе придется объяснять природу своей осведомленности. А я не знаю, как отнесется старик к признанию, что я отдал память доброй волей и без принуждения, взамен получив умение читать чувства других. Возможно, не поверит, а возможно, и дураком назовет почище Арслана.
- Вот еще остеречь хотел. Люди в наших местах медведя видели. Совсем смелый, ходит, где пожелает. Хозяин! Вы поосторожнее там с малым Бероевым.
- Ладно, - киваю, а про себя думаю: пусть ходит, у нас, если что, защитник имеется, мохнатый да бурый. Хотя…
- Как он выглядит-то, ваш медведь?
- Да как-как, обычно, как все медведи. Какой-то смельчак якобы видел, будто левое ухо у него порвано, да на груди шерсть посветлее. Молод еще, коли не брешит.
Кто именно молод, медведь или тот смельчак, Тамир не поясняет.
Летнее тепло постепенно сменяют тучи и ветра. С высоких пастбищ пастухи приводят отару. По этому поводу в деревне устраивают праздник: накрывают столы, разливают вино из пузатых бочонков, пляшут, мужчины меряться силой. Листья на деревьях желтеют и осыпаются. Моя поленница заканчивается все быстрее, злые сквозняки сочатся из щелей, и я затыкаю щели тряпками или мхом, а какие могу забиваю досками. Небо опускается низко, грузнеет, сереет, лупит по крыше беспрестанными дождями. Гермьян называл эту пору осень.
В один из промозглых осенних дней мне открывается причина молчания Арслана. Мальчишка нагоняет меня, когда я подымаюсь от деревни к своему жилищу. Он вытянулся и еще больше исхудал – засаленный кожаный жилет с вытертым мехом, в который смело можно завернуть еще парочку Арсланов, болтается на тщедушном теле, под глазом красуется свежий синяк, на руках тоже темнеют синяки, которые мальчишка пытается скрыть, натягивая ниже рукава серой от ветхости рубахи.