- Голоден.
- Это мой дом. Мой забор. Яблоня тоже моя. И груша, и слива – все принадлежит мне. Коли желаешь набить брюхо, давай денег. Или проваливай вон. Не думай, будто я испугаюсь беспамятного.
Однако из-под жгучей злости сквозит холодным страх, который он пытается отогнать словами. Но мне безразличны его страхи и слова. Я достаю деньги, протягиваю Крапиве. Он тотчас перестает жечься, нахмуренное лицо разглаживается.
- А еще у тебя есть? – спрашивает он.
- Голоден, - настойчиво изъявляю я желание обладать.
Крапива долго меня рассматривает, затем манит рукой:
- Иди за мной.
Он отворяет калитку в заборе, заходит сам и ждет, когда я войду. Не успеваю я сделать это, как под ноги мне бросается нечто белое, в перьях, схожее с облаком. Я спотыкаюсь и едва не падаю.
- Тьфу, глупые курицы, развалились тут, пройти мешают! – бормочет Крапива и пинком отшвыривает облако в сторону. Глупая курица расправляет крылья, летит низко над землей и, вереща, падает обратно. Крылья ее малы и явно не предназначены для полетов, зато ноги мощные, такими удобно рыть землю, что она и делает. Еще несколько птиц торопливо подымаются из выкопанных в пыли ямок и спешат убраться подальше.
- Алета, Алета! – непонятно кричит Крапива. – Поди сюда скорее!
На крик является женщина. Ее длинное одеяние касается земли, руки едва видны из-под слоев ткани, волосы забраны под платок. Завидя меня, женщина ахает и подносит ладонь к губам, точно желая поймать сорвавшийся возглас. Пальцы Алеты крупные, кожа сухая, растрескавшаяся, как земля. Страх обволакивает ее, и она застывает в неподвижности.
- Чего обмерла? Не стой столбом, принеси-ка что из еды. Да не дрожи, я тут, рядом стою. Уберегу, ежели чего!
От этого окрика женщина пугается еще больше и спешит в безопасность, что дарят стены дома. Когда она возвращается, в руках ее сверток. Она отдает сверток мужчине. Глаза ее опущены в землю.
- Ну, а ты чего ждешь? Плати давай, как обещался, - говорит Крапива. Ему нравится боятся и пуще того нравится прятать свой страх за жгучей злостью. Он думает, что победил его.
Я протягиваю мужчине блестящие кругляшки, что до сих пор сжимаю в кулаке. Он хватает их, затем вглядывается мне в лицо:
- Это все?
На дне его глаз я вижу такие же огоньки, что горели в глазах человека, исторгшего меня из темноты. Он охвачен тем самым желанием обладать, что зовется голодом. И хотя я отдал далеко не все деньги, я отступаю:
- Нет, нет.
- Ну, как знаешь. Коли добудешь, приходи, я тебя накормлю. А теперь ступай отсюда, на улице вон ешь. Ну, пошел!
Мне кажется, будто сейчас он даст мне пинка, как глупой курице, но он лишь выталкивает меня прочь. Со скрипом затворяется калитка. Не мудрствуя, я опускаюсь на землю прямо у забора, спиной опираясь р шероховатые камни. Торопливо разворачиваю сверток и принимаюсь есть все, что там обнаруживаю, вперемешку. Пока я ем, ко мне прибивается какой-то зверь. Он хромает на заднюю лапу, шерсть его местами вылезла, обнажая уродливые розовые пятна на коже. Пес, понимаю я, это пес. Он садится поодаль, смотрит настороженно, но не уходит. Я вижу в нем родство с самим собой, таким же неприкаянным, безъязыким, не имеющим ничего, кроме единственного мига, внутри которого существую. Из-за этого я точно знаю, чего он хочет и чего опасается. И хотя находящейся в свертке еды едва хватает, чтобы утолить голод, я отделяю по половине всего и бросаю псу. От взмаха руки тот отшатывается, но тотчас приближается к месту, куда упала брошенная мною еда и заглатывает ее. Зубы его темны и редки, отчего крошки вываливаются из пасти и псу приходится вновь и вновь ее собирать их впополам с пылью. При виде этого жалкого зрелища, несмотря на снедающий меня голод, я принимаюсь отламывать от своей доли по кусочку. Хотя мы похожи, я не хочу уподобляться животному. Закончив трапезу, я подымаюсь и иду прочь от дома, хозяева которого накормили меня, а затем и из деревни. Пес бежит следом, надеясь на очередное подношение, но потом все-таки отстает. Я остаюсь один.
Так сменяются дни. Я провожу их, перебираясь с места на место, часто голодный, порой томимый жаждой. Когда на моем пути встречаются деревни, я прошу еды. Дорогой я учусь находить пропитание: это сладкие ароматные ягоды и ягоды темные, с кислинкой, что оставляют пятна на ладонях. Есть и другие – манящие, красные, но их яркость будит во мне тревогу, и я обхожу их стороной. Я рву мелкие дикие сливы и яблоки, от вкуса которых сводит рот. Пью воду ручьев, ледяную до ломоты в зубах. Собираю под деревьями жесткие зеленые плоды, внутри которых, если очистить их от кожуры, а затем раздробить меж двух камней, оказывается терпкая сердцевина – однажды в деревне я увидал, что так делает какой-то человек. Когда идет дождь, я ищу укрытие. Сплю прямо на земле, подложив руку под голову. Порой мне везет и удается найти какой-нибудь заброшенный дом для ночлега. Тогда я устраиваюсь на полу, где никаким дождям и ветрам не достать меня.