- Говорю же: до этого дня не видал ничего.
- Ну, коли привиделись, теперь будут сниться.
- Пауки?
- Да что хочешь. У меня тоже так было: по первости точно в колодец падал, а затем картинки пошли, и такие яркие - то девки-молодицы, то монеты звонкие, а то кабаки, где с друзьями гуляю, тосты сочиняю здравные. Все будто въяве. Знающие люди сказали, они снами зовутся, картинки эти. Смотреть – смотри, а верить не вздумай. Они навроде желаний наших сокровенных, страхов темных. Появляются, когда память новая отрастает взамен сброшенной.
Радостное возбуждение охватывает меня. Я желаю узнать многое, вопросы теснятся в голове, и я не знаю, с которого начать. Я ведь только с отцом Деметрием говорил о своем беспамятстве, но он-то памяти никогда не терял. А тут передо мною такой же беспамятный, как я.
- Так это все-таки возможно вернуть воспоминания?
- Ну ты наивный! Кто ж тебе их вернет! Тот, кому ты продал, что ли? Или паче того стражи? Для этих память лакомый кусочек, они намеренно нашего брата выискивают да вины разные понавешивают, лишь бы память забрать. И придраться не к чему, так заповедано предками, такая традиция. Вот ты, если б нашел на дороге кошель с деньгами, вернул бы?
- Кабы не мой был, вернул беспременно.
- Ну как с тобой говорить! Блаженный и есть! Я не про твои жалкие чаянья толкую – на них и чижа не купишь, а про идеалы золотые, каких ты в жизни не видал. Разумеется, не вернул бы. И я б не вернул! Это ж богатство неслыханное, обладая им всю жизнь можно ничего не делать, другие за тебя сделают, а ты будешь в почете да в уважении. Дом цвета вохры купишь с колонами белыми, с чугунными балкончиками весь в финтифлюшках-вензелях; затем выезд с конями в яблоках и кучера при ем, сытого, усатого; невесту найдешь юную, невинную, чтоб в рот смотрела, не прекословила. Да что я тебе рассказываю, дитя малое и то больше тебя разумеет.
В красноватом свете пламени я вижу своего собеседника: яркая рубаха его порвана и заляпана кровью, волосы опалены, торчат клочьями – то пусто, то густо, в их глубине огоньком взблескивает вдетое в ухо кольцо; нос разнесло на пол-лица, темные глаза неотрывно смотрят в пламя, и пламя отражается в них, а больше не отражается ничего.
Гермьян прав. Как я могу представить себе то, чего не видел, а если и видел, то не помню. Почет, уважение, вензеля-финтифлюшки – я чувствую алчность, с какой говорит все это Гермьян и понимаю, что в этом суть его стремлений, но сам не испытываю ничего. Отчего-то я убежден, что ни теперь, ни впредь мне не нужны будут дома, кучера или невесты, которыми я с радостью пожертвую ради возможности вспомнить.
- Скажи, Гермьян, а ты думал когда-нибудь о своей прежней жизни?
- Да что толку об ей думать, коли она давно у кого-то другого? Я так себе это воображаю: будто ты стоишь на каменной стене, а из нее кусок вынут. Что на месте куска? Да ничего, провал, пустота. И вот ты подходишь к провалу, камни под ногами качаются, крошатся, падают, и пустота ширится. Еще шаг – поглотит тебя с потрохами. Лучше уж не ведать, не дразнить судьбу. Нет куска, и шут с ним. Лишь бы дальше не обвалилось.
- Это тебе тоже знающие люди объяснили?
- До этого сам дошел.
Он злится моим расспросам. Я чувствую его жгучее раздражение, из-под которого тянет стынью страха. Как и я, Гермьян тоже просыпался в пустоте и тоже страшится беспамятства, хотя никогда в том не признается. Но Гермьян – это Гермьян, а я – это я, Я не люблю бояться и я хочу знать прошлое, даже если оно станет последним, что я узнаю. Из новой ли жизни это упрямство или от той, что осталась в беспамятстве? Мне хочется думать, что от прежней. Хотя бы так мне хочется чувствовать свою связь с прошлым. Я вновь спрашиваю у Гермьяна:
- Ты не думал, кем был прежде? Есть ли у тебя друзья, родные? Вдруг они ищут тебя?
- Да не ищет никто, - он плюет в костер. - Нет у меня ни друзей, ни родных, а если и были, теперь знать не хотят. А, может, я ради них память и отдал, а они выставили меня, чтоб не возиться с беспамятным.
К страху и злости примешивается обида, горчит на языке. Мне становится жаль Гермьяна.
- Отчего ты так решил?
- Разве неясно? Кабы искали, давно бы нашли, я не таюсь. Да только никто не станет искать беспамятного. И тебя не ищут, не надейся. Мы сами по себе.
- А если все же ищут, но не знают, с чего начать? Вот если бы вспомнить хоть что-то….