- Эй, почтеннейший, не подскажете ли, как добраться к обители святого Георгия-в-горах?
Мужичонка неспешно изучил мое лицо, а затем и весь облик целиком, сделал затяжку из трубки, которую держал в руке и, набрав полный рот табачного дыма, впустил пять сизых колец. Дочерна загорелый, с иссушенной солнцем кожей он походил на старую черепаху, облаченную в непробиваемый панцирь спокойствия.
- Ну, коли пешком да с хорошим проводником, так за три дня доберетесь, а коли не пожалеете пары идеалов, для вас, городских, в том незначительный урон, приходите на рассвете к моему дому, довезу с удобством.
- Разве нельзя поехать теперь? - спросил я, оглядываясь на солнце. По самым смелым подсчетам у нас в запасе было не меньше восьми часов светлого времени, да и ночлег под открытым небом не пугал меня. – Я готов доплатить за спешку.
- Может, и можно, но это уже не ко мне. Вам-то оно без разницы, где спать, не то здесь, не то у монахов, а мне обратно в темень ехать – верный способ шею свернуть. Дорога горная - она точно змея: вьется кольцами, ложится перегибами, к скалам всей плотью льнет, ластится, хоть на миг утратишь бдительность уязвит насмерть. Вот выспимся, позавтракаем и двинем по холодку, - тут он прищурился с хитринкой, поплевал на ладонь и протянул ее мне. – По рукам?
Мне не терпелось продолжить путь, но уж коли у меня имелись попутчики, я не мог ориентироваться только на собственные желания, следовало узнать их мнение. Лидия Иванова разделяла мое нетерпение, а вот Антип запротивился. Мальчику тяжело давалось существование в роли пассивного созерцателя без возможности побегать, полазать или иначе выплеснуть кипучую энергию, запас которой щедро отмеряется всем детям при рождении. Таким образом, разбитной мужичонка получил свое, Антип – свое, а поездка отложилась до утра. Поскольку до заката было еще далеко, я взял мольберт, кисти, краски и отправился бродить по окрестностям – места здесь столь живописны, что мне давно уже хотелось запечатлеть их на холсте. Как обычно, стоило мне начать писать, как я начисто позабыл о времени. Я сделал карандашный набросок и принялся заполнять его цветами и тенями, рефлексами, переливами, острыми и плавными контурами.
Глубоко ошибаются те, кто считают, будто работа живописца зиждется на интуиции. Хотя руки мои действовали самопроизвольно, все мыслительные процессы были сосредоточены на том, чтобы передать на холсте ощущение от представшего перед глазами пейзажа: нежную дымку закатного неба, робкие очертания гор вдалеке, все сильнее истаивающие с расстоянием, острые сколы камней и тонкое кружево диких трав с яркими всполохами цветков. Окликни меня кто-нибудь в тот миг, я не услыхал бы призыва.
Когда я закончил и воротился в реальный мир, оказалось, что давно стемнело, и последние полчаса я рисовал по наитию, смешивал краски наугад и вслепую распределяя на холсте, ловя отголоски собственной памяти, как ловят отблески уходящего солнца. Обратно мне пришлось идти, ориентируясь по звездам и лаю собак. Ни одного огонька не горело окрест, кругом царил топкий мрак. Я успел забраться далеко от Карличей и, разумеется, порядком поплутал, прежде чем вышел к селению. На мое счастье, дверь в гостиницу была не заперта – не удивлюсь, если в Карличах вообще не запирают дверей, поскольку воровать здесь решительно нечего. Это маленькое приключение не испугало меня, а, напротив придало бодрости духа, какую придает обливание холодной водой или растирание снегом.
Утром, как и было оговорено, в сопровождении Лидии Ивановны и хмурого сонного Антипа я продолжил путешествие в телеге, которую наш провожатый чересчур вольно именовал удобством. Я немало сомневался, выдержит ли Лидия Ивановна безбожную тряску и немилосердно терзающий уши скрип, однако моя спутница продемонстрировала редкостное мужество. Мало того, каждый раз, когда Антип, не обладающий материнской стойкостью, принимался жалиться, она занимала его разговорами, и мальчик на время забывал о неудобствах.
Если прежний наш путь пролегал по относительно ровной местности, лишь на горизонте дразня горами, то ныне мы буквально возносились ввысь. От перепада давления у меня то и дело закладывало уши и непрестанно хотелось зевать. Та же напасть постигла Лидию Ивановну и Антипа, один возница спокойно попыхивал своей трубкой да знай себе погонял впряженную в телегу клячу.