И впрямь ненавидит – ненависть ее будто ножом колет под ребра, даже беспамятный ее чует, ежится, скулит.
- Отчего ж не уйдешь, раз так?
- А куда мне идти? Если я что и умела, то не помню теперь. Нет у меня ни воспоминаний, ни идеалов, ни чаяний. И продать нечего, я и сама ничто, тень. Кому есть до меня дело?
- Мне.
- Правда? И ты вступишься, коли Кремень решится меня зарезать? – косится пытливо, настороженно, точно хочет поверить и одновременно боится. – Хотя с тебя станется. Вступился же за беспамятного, а он тебе вовсе никто. И Кремня не забоялся. Ну, так они и тебя зарежут, вся недолга.
Роса возвращается на руины, а я веду беспамятного обратной дорогой: через лес, вброд по реке. Он бредет сжавшись, но покорно. Мне жаль его, однако я и впрямь не знаю, чем помочь. Не придумав ничего лучше, привожу к монастырю. Долго колочу в запертые на ночь ворота, и когда мне, наконец, отворяют, принимаюсь сбивчиво объяснять, что встретил человека в лесу, и что ему нужен приют.
- А от меня-то вы что хотите? – неприветливо перебивает брат привратник.
- Быть может, вы позволите ему ночевать при храме, пока он не опомниться?
Привратник смотрит на беспамятного, который обхватив себя руками, раскачивается из стороны в сторону и тихонечко воет. На его грудь с подбородка капает слюна.
- Дом Божий не место для утративших память. Верно, этот человек сделал что-то дурное, коли лишился прежней жизни. Или добровольно согласился ее отдать. Как бы там ни было, в своем недуге виновен он сам.
После отца Деметрия мне странно слышать такие речи от Божьего слуги, но поскольку со мной беспамятный, я принимаюсь убеждать привратника. Я твердо решил, что не уйду, пока не устрою ночлег для беспамятного, а коли нет, так сам с ним останусь.
- Если вы откажете, нам ничего не останется, кроме как ночевать прямо здесь, перед воротами обители. Нам некуда пойти.
Мне кажется, привратник уступает не столько моим словам, сколько настойчивости, а равно собственному желанию вернуть покой, невольным нарушителем которого я стал. В воротах отворяется калитка, привратник выходит согбенный, с длинной, заткнутой за пояс бородой. Говорит ворчливо:
- Ладно, давайте сюда вашего беспамятного.
Также безропотно, как шел за мной, беспамятный канет за воротами храма. Мне кажется, будто я предаю его, вверяя попечительству незнакомых людей. Но что бы я стал с ним делать? Как мог помочь ему, сам имея немногим больше, чем ничего?
На руины храма я возвращаюсь подавленный. Долго не могу уснуть, иду туда, где прежде был алтарь, а ныне – лишь кусты да обвалы камней и читаю молитвы - все, какие только помню.
Этот случай с беспамятным никак не идет у меня из головы: отчаянные крики о помощи, страх Росы, ухмылка Трутня, сытое довольство Кремня, нож в руке Кресало и венцом всего скулящий и пускающий слюни безумец, раздираемый сотней противоречивых чувств. Я размышляю над словами Росы, над тем, что видел собственными глазами, и все же не могу понять произошедшего до конца. Как мне удалось незаметно отъять чувства Гермьяна, не спрашивая на то его согласия? Было ли это случайностью или следствием приятельских отношений меж нами? И отчего возможное для меня невозможно для Кремня? По неумению или по нежеланию? Однако расспрашивать других обитателей руин я остерегаюсь. Да и как успел я убедиться, вопреки болтовне Гермьяна беспамятные немного знают о своем беспамятстве, а тем, что знают, делиться не спешат.