- Я должен признаться вам кое в чем. Все это время я сознательно вводил вас в заблуждение, - прервал старец мои раздумья.
- О каком заблуждении вы говорите?
Ужели я обманулся, принимая отца Амнесия за героя прочитанных мной дневников, а он позволил мне предаваться самообману? Но ведь я не мог так ошибиться! Я верил своей интуиции – на войне она не раз выручала меня. Тогда в чем же дело?
- Будучи священником, я имею возможность наблюдать чужие души изнутри, во всем их величии и низости, я могу долгие годы следить за людскими судьбами, сравнивать их между собой. И я вижу, что невзгоды равно сыплются на головы безбожников и истовых верующих, самая жаркая молитва не отвращает беды, а лишь помогает с ней примириться. Нам не нужен ни рай, ни ад, мы сами отлично справляемся с устроительством и того и другого. Вера священника должна быть тверже алмаза. Моя не выдержала испытания всеведением. Не знай я людские жизней так досконально, я не поставил бы под сомнение постулаты церкви. Однако я усомнился.
Опрокинутый на меня ушат ледяной воды и не смог оказать бы такого воздействия, как эта негромкая речь. В ней не было пыла, не было убедительности, но не было и разочарования, одно лишь спокойное приятие действительности.
- Я видел много увечных и хворых, - меж тем продолжал отец Амнесий, ничего не ведая о моих метаниях. - И пришел к выводу, что болезнь не есть наказание за грехи, в противном случае она не поражала бы детей.
- Разве болезнь детей не есть урок их родителям? Или наказание за их грехи?
Я настолько часто слышал это, что привык считать аксиомой. Отец Амнесий безжалостно опроверг ее.
- Тогда как быть с теми детьми, которых родители оставили? Ради чего болеют и страдают они? Какое в том искупление? Кому урок? Как быть с детьми, родившимися в неправедной семье, ведь, наблюдая пример родителей, они обречены стать грешниками? Как быть с некрещеными младенцами, которые родятся у верующих и умирают прежде, чем успевают их окрестить? Почему Бог не отсрочивает их смерть до крещения? Если, видя все это, вы верите в существование Бога, который допускает страдания и заведомо обрекает безвинных на неспасение, вам придется смириться с мыслью, что он равнодушен либо жесток. Наше сознание устроено так, что непременно желает объединять одно с другим, так страстно, что даже готово выдумать сходство там, где его быть не может. Но я не могу объяснить существующее постулатами веры. Вера стала тем стержнем, вкруг которого обвился мой разум, пытаясь обрести себя во мраке беспамятства, но благодаря способности забирать чужие воспоминания, я начисто утратил веру.
- Так что же вы делаете здесь? – воскликнул я, уже не сдерживаясь.
- То, что у меня получается лучше всего: помогаю людям. Полагаете, для этого непременно нужно участие свыше или все-таки можно обойтись своими силами?
Над заданным им вопросом я размышлял весь вечер. И все-таки пришел к ответу, верно, подстегнутому моей симпатией к отцу Амнесию. А подумал я так: ведь люди совершают благие дела надеясь на спасение в райских кущах или из страха адских бездн. А отец Амнесий, не веря ни в рай, ни в ад, по части творимого добра даст фору многим из верующих. Ужели мне уместно судить его? Человека, творящего добро без надежды на воздаяние и без страха наказания. Человека, который утратил память, всю свою прежнюю жизнь, любовь, место в свете, но сумел сохранить в себе человечность. Я не знаю, смог бы я поступить также, окажись на его месте и могу лишь молить Создателя, чтобы он не испытывал меня подобным образом.
Зная, что вы ждете этого с нетерпением, которое в силу присущей вам деликатности никогда не позволите обнаружить, посылаю вам продолжение его истории.
С неизменным уважением и почтительностью, племянник ваш Николай.
[1] В погребальной флористике хризантемы (белые) обозначают безмолвную искреннюю скорбь, считаются уместными на похоронах близких друзей.
XVI. Прочь от стены
Притупилися все ощущения,